Я человек болезненный ревматический мне доктора велели ноги в тепле держать
Фортепианный настройщик Муркин, бритый человек с желтым лицом, табачным носом и с ватой в ушах, вышел из своего номера в коридор и дребезжащим голосом прокричал:
И, глядя на его испуганное лицо, можно было подумать, что на него свалилась штукатурка или что он только что у себя в номере увидел привидение.
— Помилуй, Семен! — закричал он, увидев бегущего к нему коридорного. — Что же это такое? Я человек ревматический, болезненный, а ты заставляешь меня выходить босиком! Отчего ты до сих пор не даешь мне сапог? Где они?
Семен вошел в номер Муркина, поглядел на то место, где он имел обыкновение ставить вычищенные сапоги, и почесал затылок: сапог не было.
— Где ж им быть, проклятым? — проговорил Семен. — Вечером, кажись, чистил и тут поставил. Гм. Вчерась, признаться, выпивши был. Должно полагать, в другой номер поставил. Именно так и есть, Афанасий Егорыч, в другой номер! Сапог-то много, а чёрт их в пьяном виде разберет, ежели себя не помнишь. Должно, к барыне поставил, что рядом живет. к актрисе.
— Изволь я теперь из-за тебя идти к барыне, беспокоить! Изволь вот из-за пустяка будить честную женщину!
Вздыхая и кашляя, Муркин подошел к двери соседнего номера и осторожно постучал.
— Кто там? — послышался через минуту женский голос.
— Это я-с! — начал жалобным голосом Муркин, становясь в позу кавалера, говорящего с великосветской дамой. — Извините за беспокойство, сударыня, но я человек болезненный, ревматический. Мне, сударыня, доктора велели ноги в тепле держать, тем более, что мне сейчас нужно идти настраивать рояль к генеральше Шевелицыной. Не могу же я к ней босиком идти.
— Да вам что нужно? Какой рояль?
— Не рояль, сударыня, а в отношении сапог! Невежда Семен почистил мои сапоги и по ошибке поставил в ваш номер. Будьте, сударыня, столь достолюбезны, дайте мне мои сапоги!
Послышалось шуршанье, прыжок с кровати и шлепанье туфель, после чего дверь слегка отворилась и пухлая женская ручка бросила к ногам Муркина пару сапог. Настройщик поблагодарил и отправился к себе в номер.
— Странно. — пробормотал он, надевая сапог. — Словно как будто это не правый сапог. Да тут два левых сапога! Оба левые! Послушай, Семен, да это не мои сапоги! Мои сапоги с красными ушками и без латок, а это какие-то порванные, без ушек!
Семен поднял сапоги, перевернул их несколько раз перед своими глазами и нахмурился.
— Это сапоги Павла Александрыча. — проворчал он, глядя искоса.
Он был кос на левый глаз.
— Какого Павла Александрыча?
— Актера. каждый вторник сюда ходит. Стало быть, это он вместо своих ваши надел. Я к ней в номер поставил, значит, обе пары: его и ваши. Комиссия!
— Так поди и перемени!
— Здравствуйте! — усмехнулся Семен. — Поди и перемени. А где ж мне взять его теперь? Уж час времени, как ушел. Поди, ищи ветра в поле!
— Где же он живет?
— А кто ж его знает! Приходит сюда каждый вторник, а где живет — нам неизвестно. Придет, переночует, и жди до другого вторника.
— Вот видишь, свинья, что ты наделал! Ну, что мне теперь делать! Мне к генеральше Шевелицыной пора, анафема ты этакая! У меня ноги озябли!
— Переменить сапоги недолго. Наденьте эти сапоги, походите в них до вечера, а вечером в театр. Актера Блистанова там спросите. Ежели в театр не хотите, то придется до того вторника ждать. Только по вторникам сюда и ходит.
— Но почему же тут два левых сапога? — спросил настройщик, брезгливо берясь за сапоги.
Бесконечно кряхтя и морщась, Муркин натянул на свои ноги два левых сапога и, прихрамывая, отправился к генеральше Шевелицыной. Целый день ходил он по городу, настраивал фортепиано, и целый день ему казалось, что весь мир глядит на его ноги и видит на них сапоги с латками и с покривившимися каблуками! Кроме нравственных мук, ему пришлось еще испытать и физические: он натер себе мозоль.
— Купи! — говорил Синяя Борода. — Сам купил в Курске по случаю за восемь, ну, а тебе отдам за шесть. Замечательный бой!
— Поосторожней. Заряжен ведь!
— Могу ли я видеть господина Блистанова? — спросил вошедший настройщик.
— Я самый! — повернулся к нему Синяя Борода. — Что вам угодно?
— Извините, сударь, за беспокойство, — начал настройщик умоляющим голосом, — но, верьте. я человек болезненный, ревматический. Мне доктора приказали ноги в тепле держать.
— Да вам, собственно говоря, что угодно?
— Видите ли-с. — продолжал настройщик, обращаясь к Синей Бороде. — Того-с. эту ночь вы изволили быть в меблированных комнатах купца Бухтеева. в 64 номере.
— Ну, что врать-то! — усмехнулся король Бобеш. — В 64 номере моя жена живет!
— Да вы что же это? — проговорил Блистанов и нахмурился. — Сплетничать сюда пришли, что ли?
— Нисколько-с! Храни меня бог-с! Вы меня не поняли-с. Я ведь насчет чего? Насчет сапог! Вы ведь изволили ночевать в 64 номере?
— А вы меня там видели?
— Нет-с, не видел-с, — ответил Муркин в сильном смущении, садясь и быстро снимая сапоги. — Я не видел-с, но мне ваши сапоги вот ихняя супруга выбросила. Это вместо моих-с.
— Так какое же вы имеете право, милостивый государь, утверждать подобные вещи? Не говорю уж о себе, но вы оскорбляете женщину, да еще в присутствии ее мужа!
За кулисами поднялся страшный шум. Король Бобеш, оскорбленный муж, вдруг побагровел и изо всей силы ударил кулаком по столу, так что в уборной по соседству с двумя актрисами сделалось дурно.
— И ты веришь? — кричал ему Синяя Борода. — Ты веришь этому негодяю? О-о! Хочешь, я убью его, как собаку? Хочешь? Я из него бифштекс сделаю! Я его размозжу!
"САПОГИ"
Фортепианный настройщик Муркин, бритый человек с желтым лицом, табачным носом и с ватой в ушах, вышел из своего номера в коридор и дребезжащим голосом прокричал:
И, глядя на его испуганное лицо, можно было подумать, что на него свалилась штукатурка или что он только что у себя в номере увидел привидение.
- Помилуй, Семен! - закричал он, увидев бегущего к нему коридорного. - Что же это такое? Я человек ревматический, болезненный, а ты заставляешь меня выходить босиком! Отчего ты до сих пор не даешь мне сапог? Где они?
Семен вошел в номер Муркина, поглядел на то место, где он имел обыкновение ставить вычищенные сапоги, и почесал затылок: сапог не было.
- Где ж им быть проклятым? - проговорил Семен. - Вечером, кажись, чистил и тут поставил. Гм. Вчерась, признаться, выпивши был. Должно полагать, в другой номер поставил. Именно так и есть, Афанасий Егорыч, в другой номер! Сапог-то много, а чёрт их в пьяном виде разберет, ежели себя не помнишь. Должно, к барыне поставил, что рядом живет. к актрисе.
- Изволь я теперь из-за тебя идти к барыне, беспокоить! Изволь вот из-за пустяка будить честную женщину!
Вздыхая и кашляя, Муркин подошел к двери соседнего номера и осторожно постучал.
- Кто там? - послышался через минуту женский голос.
- Это я-с! - начал жалобным голосом Муркин, становясь в позу кавалера, говорящего с великосветской дамой. - Извините за беспокойство, сударыня, но я человек болезненный, ревматический. Мне, сударыня, доктора велели ноги в тепле держать, тем более, что мне сейчас нужно идти настраивать рояль к генеральше Шевелицыной. Не могу же я к ней босиком идти.
- Да вам что нужно? Какой рояль?
- Не рояль, сударыня, а в отношении сапог! Невежда Семен почистил мои сапоги и по ошибке поставил в ваш номер. Будьте, сударыня, столь достолюбезны, дайте мне мои сапоги!
Послышалось шуршанье, прыжок с кровати и шлепанье туфель, после чего дверь слегка отворилась и пухлая женская ручка бросила к ногам Муркина пару сапог. Настройщик поблагодарил и отправился к себе в номер.
- Странно. - пробормотал он, надевая сапог. - Словно как будто это не правый сапог. Да тут два левых сапога! Оба левые! Послушай, Семен, да это не мои сапоги! Мои сапоги с красными ушками и без латок, а это какие-то порванные, без ушек!
Семен поднял сапоги, перевернул их несколько раз перед своими глазами и нахмурился.
- Это сапоги Павла Александрыча. - проворчал он, глядя искоса.
Он был кос на левый глаз.
- Какого Павла Александрыча?
- Актера. каждый вторник сюда ходит. Стало быть, это он вместо своих ваши надел. Я к ней в номер поставил, значит, обе пары: его и ваши. Комиссия!
- Так поди и перемени!
- Здравствуйте! - усмехнулся Семен. - Поди и перемени. А где ж мне взять его теперь? Уж час времени, как ушел. Поди, ищи ветра в поле!
- Где же он живет?
- А кто ж его знает! Приходит сюда каждый вторник, а где живет - нам неизвестно. Придет, переночует, и жди до другого вторника.
- Вот видишь, свинья, что ты наделал! Ну, что мне теперь делать! Мне к генеральше Шевелицыной пора, анафема ты этакая! У меня ноги озябли!
- Переменить сапоги недолго. Наденьте эти сапоги, походите в них до вечера, а вечером в театр. Актера Блистанова там спросите. Ежели в театр не хотите, то придется до того вторника ждать. Только по вторникам сюда и ходит.
- Но почему же тут два левых сапога? - спросил настройщик, брезгливо берясь за сапоги.
- Какие бог послал, такие и носит. По бедности. Где актеру взять. "Да и сапоги же, говорю, у вас, Павел Александрыч! Чистая срамота!" А он и говорит: "Умолкни, говорит, и бледней! В этих самых сапогах, говорит, я графов и князей играл!" Чудной народ! Одно слово, артист. Будь я губернатор или какой начальник, забрал бы всех этих актеров - и в острог.
Бесконечно кряхтя и морщась, Муркин натянул на свои ноги два левых сапога и, прихрамывая, отправился к генеральше Шевелицыной. Целый день ходил он по городу, настраивал фортепиано, и целый день ему казалось, что весь мир глядит на его ноги и видит на них сапоги с латками и с покривившимися каблуками! Кроме нравственных мук, ему пришлось еще испытать и физические: он натер себе мозоль.
Вечером он был в театре. Давали "Синюю Бороду". Только перед последним действием, и то благодаря протекции знакомого флейтиста, его пустили за кулисы. Войдя в мужскую уборную, он застал в ней весь мужской персонал. Одни переодевались, другие мазались, третьи курили. Синяя Борода стоял с королем Бобешем и показывал ему револьвер.
- Купи! - говорил Синяя Борода. - Сам купил в Курске по случаю за восемь, ну, а тебе отдам за шесть. Замечательный бой!
- Поосторожней. Заряжен ведь!
- Могу ли я видеть господина Блистанова? - спросил вошедший настройщик.
- Я самый! - повернулся к нему Синяя Борода. - Что вам угодно?
- Извините, сударь, за беспокойство, - начал настройщик умоляющим голосом, - но, верьте. я человек болезненный, ревматический. Мне доктора приказали ноги в тепле держать.
- Да вам, собственно говоря, что угодно?
- Видите ли-с. - продолжал настройщик, обращаясь к Синей Бороде. - Того-с. эту ночь вы изволили быть в меблированных комнатах купца Бухтеева. в 64 номере.
- Ну, что врать-то! - усмехнулся король Бобеш. - В 64 номере моя жена живет!
- Жена-с? Очень приятно-с. - Муркин улыбнулся. - Оне-то, ваша супруга, собственно мне и выдали ихние сапоги. Когда они, - настройщик указал на Блистанова, - от них ушли-с, я хватился своих сапог. кричу, знаете ли, коридорного, а коридорный и говорит: "Да я, сударь, ваши сапоги в соседний номер поставил!" Он по ошибке, будучи в состоянии опьянения, поставил в 64 номер мои сапоги и ваши-с, - повернулся Муркин к Блистанову, - а вы, уходя вот от ихней супруги, надели мои-с.
- Да вы что же это? - проговорил Блистанов и нахмурился. - Сплетничать сюда пришли, что ли?
- Нисколько-с! Храни меня бог-с! Вы меня не поняли-с. Я ведь насчет чего? Насчет сапог! Вы ведь изволили ночевать в 64 номере?
- А вы меня там видели?
- Нет-с, не видел-с, - ответил Муркин в сильном смущении, садясь и быстро снимая сапоги. - Я не видел-с, но мне ваши сапоги вот ихняя супруга выбросила. Это вместо моих-с.
- Так какое же вы имеете право, милостивый государь, утверждать подобные вещи? Не говорю уж о себе, но вы оскорбляете женщину, да еще в присутствии ее мужа!
За кулисами поднялся страшный шум. Король Бобеш, оскорбленный муж, вдруг побагровел и изо всей силы ударил кулаком по столу, так что в уборной по соседству с двумя актрисами сделалось дурно.
- И ты веришь? - кричал ему Синяя Борода. - Ты веришь этому негодяю? О-о! Хочешь, я убью его, как собаку? Хочешь? Я из него бифштекс сделаю! Я его размозжу!
И все, гулявшие в этот вечер в городском саду около летнего театра, рассказывают теперь, что они видели, как перед четвертым актом от театра по главной аллее промчался босой человек с желтым лицом и с глазами, полными ужаса. За ним гнался человек в костюме Синей Бороды и с револьвером в руке. Что случилось далее - никто не видел. Известно только, что Муркин потом, после знакомства с Блистановым, две недели лежал больной и к словам "я человек болезненный, ревматической" стал прибавлять еще "я человек раненый".
Антон Чехов - САПОГИ, читать текст
Фортепианный настройщик Муркин, бритый человек с желтым лицом, табачным носом и с ватой в ушах, вышел из своего номера в коридор и дребезжащим голосом прокричал:
И, глядя на его испуганное лицо, можно было подумать, что на него свалилась штукатурка или что он только что у себя в номере увидел привидение.
– Помилуй, Семен! – закричал он, увидев бегущего к нему коридорного.– Что же это такое? Я человек ревматический, болезненный, а ты заставляешь меня выходить босиком! Отчего ты до сих пор не даешь мне сапог? Где они?
Семен вошел в номер Муркина, поглядел на то место, где он имел обыкновение ставить вычищенные сапоги, и почесал затылок: сапог не было.
– Где же им быть, проклятым? – проговорил Семен. – Вечером, кажись, чистил и тут поставил… Гм. Вчерась, признаться, выпивши был… Должно полагать, в другой номер поставил. Именно так и есть, Афанасий Егорыч, в другой номер! Сапог-то много, а черт их в пьяном виде разберет, ежели себя не помнишь… Должно, к барыне поставил, что рядом живет… к актрисе…
– Изволь я теперь из-за тебя идти к барыне, беспокоить! Изволь вот из-за пустяка будить честную женщину!
Вздыхая и кашляя, Муркин подошел к двери соседнего номера и осторожно постучал.
– Кто там? – послышался через минуту женский голос.
– Это я-с! – начал жалобным голосом Муркин, становясь в позу кавалера, говорящего с великосветской дамой.– Извините за беспокойство, сударыня, но я человек болезненный, ревматический… Мне, сударыня, доктора велели ноги в тепле держать, тем более, что мне сейчас нужно идти настраивать рояль к генеральше Шевелицыной. Не могу же я к ней босиком идти.
– Да вам что нужно? Какой рояль?
– Не рояль, сударыня, а в отношении сапог! Невежда Семен почистил мои сапоги и по ошибке поставил в ваш номер. Будьте, сударыня, столь достолюбезны, дайте мне мои сапоги!
Послышалось шуршанье, прыжок с кровати и шлепанье туфель, после чего дверь слегка отворилась, и пухлая женская ручка бросила к ногам Муркина пару сапог. Настройщик поблагодарил и отправился к себе в номер.
– Странно… – пробормотал он, надевая сапог. – Словно как будто это не правый сапог. Да тут два левых сапога! Оба левые! Послушай, Семен, да это не мои сапоги! Мои сапоги с красными ушками и без латок, а это какие-то порванные, без ушек!
Семен поднял сапоги, перевернул их несколько раз перед своими глазами и нахмурился.
– Это сапоги Павла Александрыча… – проворчал он, глядя искоса.
Он был кос на левый глаз.
– Какого Павла Александрыча?
– Актера… каждый вторник сюда ходит… Стало быть, это он вместо своих ваши надел… Я к ней в номер поставил, значит, обе пары: его и ваши. Комиссия!
– Так поди и перемени!
– Здравствуйте! – усмехнулся Семен. – Поди и перемени… А где ж мне взять его теперь? Уж час времени, как ушел… Поди, ищи ветра в поле!
– Где же он живет?
– А кто ж его знает! Приходит сюда каждый вторник, а где живет – нам неизвестно. Придет, переночует, и жди до другого вторника…
– Вот видишь, свинья, что ты наделал! Ну, что мне теперь делать! Мне к генеральше Шевелицыной пора, анафема ты этакая! У меня ноги озябли!
– Переменить сапоги недолго. Наденьте эти сапоги, походите в них до вечера, а вечером в театр… Актера Блистанова там спросите… Ежели в театр не хотите, то придется до того вторника ждать. Только по вторникам сюда и ходит…
– Но почему же тут два левых сапога? – спросил настройщик, брезгливо берясь за сапоги.
Бесконечно крехтя и морщась, Муркин натянул на свои ноги два левых сапога и, прихрамывая, отправился к генеральше Шевелицыной. Целый день ходил он по городу, настраивал фортепиано, и целый день ему казалось, что весь мир глядит на его ноги и видит на них сапоги с латками и с покривившимися каблуками! Кроме нравственных мук, ему пришлось еще испытать и физические: он натер себе мозоль.
– Купи! – говорил Синяя Борода. – Сам купил в Курске по случаю за восемь, ну, а тебе отдам за шесть… Замечательный бой!
– Поосторожней… Заряжен ведь!
– Могу ли я видеть господина Блистанова? – спросил вошедший настройщик.
– Я самый! – повернулся в нему Синяя Борода.– Что вам угодно?
– Извините, сударь, за беспокойство,– начал настройщик умоляющим голосом,– но, верьте… я человек болезненный, ревматический… Мне доктора приказали ноги в тепле держать…
– Да вам, собственно говоря, что угодно?
– Видите ли-с…– продолжал настройщик, обращаясь к Синей Бороде.– Того-с… эту ночь вы изволили быть в меблированных комнатах купца Бухтеева… в 64 номере…
– Ну, что врать-то! – усмехнулся король Бобеш. – В 64 номере моя жена живет!
– Да вы что же это? – проговорил Блистанов и нахмурился. – Сплетничать сюда пришли, что ли?
– Нисколько-с! Храни меня бог-с! Вы меня не поняли-с… Я ведь насчет чего? Насчет сапог! Вы ведь изволили ночевать в 64 номере?
– А вы меня там видели??
– Нет-с, не видел-с,– ответил Муркин в сильном смущении, садясь и быстро снимая сапоги.– Я не видел-с, но мне ваши сапоги вот ихняя супруга выбросила… Это вместо моих-с.
– Так какое же вы имеете право, милостивый государь, утверждать подобные вещи? Не говорю уж о себе, но вы оскорбляете женщину, да еще в присутствии ее мужа!
За кулисами поднялся страшный шум. Король Бобеш, оскорбленный муж, вдруг побагровел и изо всей силы ударил кулаком по столу, так что в уборной по соседству с двумя актрисами сделалось дурно.
– И ты веришь? – кричал ему Синяя Борода. – Ты веришь этому негодяю? О-о! Хочешь, я убью его, как собаку? Хочешь? Я из него бифштекс сделаю! Я его размозжу!
Фортепианный настройщик Муркин, бритый человек с желтым лицом, табачным носом и с ватой в ушах, вышел из своего номера в коридор и дребезжащим голосом прокричал: - Семен! Коридорный! И, глядя на его испуганное лицо, можно было подумать, что на него свалилась штукатурка или что он только что у себя в номере увидел привидение. - Помилуй, Семен! - закричал он, увидев бегущего к нему коридорного. - Что же это такое? Я человек ревматический, болезненный, а ты заставляешь меня выходить босиком! Отчего ты до сих пор не даешь мне сапог? Где они? Семен вошел в номер Муркина, поглядел на то место, где он имел обыкновение ставить вычищенные сапоги, и почесал затылок: сапог не было. - Где ж им быть, проклятым? - проговорил Семен. - Вечером, кажись, чистил и тут поставил. Гм. Вчерась, признаться, выпивши был. Должно полагать, в другой номер поставил. Именно так и есть, Афанасий Егорыч, в другой номер! Сапог-то много, а чёрт их в пьяном виде разберет, ежели себя не помнишь. Должно, к барыне поставил, что рядом живет. к актрисе. - Изволь я теперь из-за тебя идти к барыне, беспокоить! Изволь вот из-за пустяка будить честную женщину! Вздыхая и кашляя, Муркин подошел к двери соседнего номера и осторожно постучал. - Кто там? - послышался через минуту женский голос. - Это я-с! - начал жалобным голосом Муркин, становясь в позу кавалера, говорящего с великосветской дамой. - Извините за беспокойство, сударыня, но я человек болезненный, ревматический. Мне, сударыня,
доктора велели ноги в тепле держать, тем более, что мне сейчас нужно идти настраивать рояль к генеральше Шевелицыной. Не могу же я к ней босиком идти. - Да вам что нужно? Какой рояль? - Не рояль, сударыня, а в отношении сапог! Невежда Семен почистил мои сапоги и по ошибке поставил в ваш номер. Будьте, сударыня, столь достолюбезны, дайте мне мои сапоги! Послышалось шуршанье, прыжок с кровати и шлепанье туфель, после чего дверь слегка отворилась и пухлая женская ручка бросила к ногам Муркина пару сапог. Настройщик поблагодарил и отправился к себе в номер. - Странно. - пробормотал он, надевая сапог. - Словно как будто это не правый сапог. Да тут два левых сапога! Оба левые! Послушай, Семен, да это не мои сапоги! Мои сапоги с красными ушками и без латок, а это какие-то порванные, без ушек! Семен поднял сапоги, перевернул их несколько раз перед своими глазами и нахмурился. - Это сапоги Павла Александрыча. - проворчал он, глядя искоса. Он был кос на левый глаз. - Какого Павла Александрыча? - Актера. каждый вторник сюда ходит. Стало быть, это он вместо своих ваши надел. Я к ней в номер поставил, значит, обе пары: его и ваши. Комиссия! - Так поди и перемени! - Здравствуйте! - усмехнулся Семен. - Поди и перемени. А где ж мне взять его теперь? Уж час времени, как ушел. Поди, ищи ветра в поле! - Где же он живет? - А кто ж его знает! Приходит сюда каждый вторник, а где живет - нам неизвестно. Придет, переночует, и жди до другого вторника. - Вот видишь, свинья, что ты наделал! Ну, что мне теперь делать! Мне к генеральше Шевелицыной пора, анафема ты этакая! У меня ноги озябли! - Переменить сапоги недолго. Наденьте эти сапоги, походите в них до вечера, а вечером в театр. Актера Блистанова там спросите. Ежели в театр не хотите, то придется до того вторника ждать. Только по вторникам сюда и ходит.
- Но почему же тут два левых сапога? - спросил настройщик, брезгливо берясь за сапоги. - Какие бог послал, такие и носит. По бедности. Где актеру взять. "Да и сапоги же, говорю, у вас, Павел Александрыч! Чистая срамота!" А он и говорит: "Умолкни, говорит, и бледней! В этих самых сапогах, говорит, я графов и князей играл!" Чудной народ! Одно слово, артист. Будь я губернатор или какой начальник, забрал бы всех этих актеров - и в острог. Бесконечно кряхтя и морщась, Муркин натянул на свои ноги два левых сапога и, прихрамывая, отправился к генеральше Шевелицыной. Целый день ходил он по городу, настраивал фортепиано, и целый день ему казалось, что весь мир глядит на его ноги и видит на них сапоги с латками и с покривившимися каблуками! Кроме нравственных мук, ему пришлось еще испытать и физические: он натер себе мозоль. Вечером он был в театре. Давали "Синюю Бороду". Только перед последним действием, и то благодаря протекции знакомого флейтиста, его пустили за кулисы. Войдя в мужскую уборную, он застал в ней весь мужской персонал. Одни переодевались, другие мазались, третьи курили. Синяя Борода стоял с королем Бобешем и показывал ему револьвер. - Купи! -говорил Синяя Борода. - Сам купил в Курске по случаю за восемь, ну, а тебе отдам за шесть. Замечательный бой! - Поосторожней. Заряжен ведь! - Могу ли я видеть господина Блистанова? - спросил вошедший настройщик. - Я самый! - повернулся к нему Синяя Борода. - Что вам угодно? - Извините, сударь, за беспокойство, - начал настройщик умоляющим голосом, - но, верьте. я человек болезненный, ревматический. Мне доктора приказали ноги в тепле держать. - Да вам, собственно говоря, что угодно? - Видите ли-с. - продолжал настройщик, обращаясь к Синей Бороде. - Того-с. эту ночь вы изволили быть в меблированных комнатах купца Бухтеева. в 64 номере. - Ну, что врать-то! - усмехнулся король Бобеш. - В 64 номере моя жена живет!
- Жена-с? Очень приятно-с. - Муркин улыбнулся. - Оне-то, ваша супруга, собственно мне и выдали ихние сапоги. Когда они, - настройщик указал на Блистанова, - от них ушли-с, я хватился своих сапог. кричу, знаете ли, коридорного, а коридорный и говорит: "Да я, сударь, ваши сапоги в соседний номер поставил!" Он по ошибке, будучи в состоянии опьянения, поставил в 64 номер мои сапоги и ваши-с, - повернулся Муркин к Блистанову, - а вы, уходя вот от ихней супруги, надели мои-с. - Да вы что же это? - проговорил Блистанов и нахмурился. - Сплетничать сюда пришли, что ли? - Нисколько-с! Храни меня бог-с! Вы меня не поняли-с. Я ведь насчет чего? Насчет сапог! Вы ведь изволили ночевать в 64 номере? - Когда? - В эту ночь-с. - А вы меня там видели? - Нет-с, не видел-с, - ответил Муркин в сильном смущении, садясь и быстро снимая сапоги. - Я не видел-с, но мне ваши сапоги вот ихняя супруга выбросила. Это вместо моих-с. - Так какое же вы имеете право, милостивый государь, утверждать подобные вещи? Не говорю уж о себе, но вы оскорбляете женщину, да еще в присутствии ее мужа! За кулисами поднялся страшный шум. Король Бобеш, оскорбленный муж, вдруг побагровел и изо всей силы ударил кулаком по столу, так что в уборной по соседству с двумя актрисами сделалось дурно. - И ты веришь? - кричал ему Синяя Борода. - Ты веришь этому негодяю? О-о! Хочешь, я убью его, как собаку? Хочешь? Я из него бифштекс сделаю! Я его размозжу! И все, гулявшие в этот вечер в городском саду около летнего театра, рассказывают теперь, что они видели, как перед четвертым актом от театра по главной аллее промчался босой человек с желтым лицом и с глазами, полными ужаса. За ним гнался человек в костюме Синей Бороды и с револьвером в руке. Что случилось далее - никто не видел. Известно только, что Муркин потом, после знакомства с Блистановым, две недели лежал больной и к словам "я человек болезненный, ревматический" стал прибавлять еще "я человек раненый".
МОЯ "ОНА" Она, как авторитетно утверждают мои родители и начальники, родилась раньше меня. Правы они или нет, но я знаю только, что я не помню ни одного дня в моей жизни, когда бы я не принадлежал ей и не чувствовал над собой ее власти. Она не покидает меня день и ночь; я тоже не выказываю поползновения удрать от нее, - связь, стало быть, крепкая, прочная. Но не завидуйте, юная читательница. Эта трогательная связь не приносит мне ничего, кроме несчастий. Во-первых, моя "она", не отступая от меня день и ночь, не дает мне заниматься делом. Она мешает мне читать, писать, гулять, наслаждаться природой. Я пишу эти строки, а она толкает меня под локоть и ежесекундно, как древняя Клеопатра не менее древнего Антония, манит меня к ложу. Во-вторых, она разоряет меня, как французская кокотка. За ее привязанность я пожертвовал ей всем: карьерой, славой, комфортом. По ее милости я хожу раздет, живу в дешевом номере, питаюсь ерундой, пишу бледными чернилами. Всё, всё пожирает она, ненасытная! Я ненавижу ее, презираю. Давно бы пора развестись с ней, но не развелся я до сих пор не потому, что московские адвокаты берут за развод четыре тысячи. Детей у нас пока нет. Хотите знать ее имя? Извольте. Оно поэтично и напоминает Лилю, Лелю, Нелли. Ее зовут - Лень.
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
Автор книги: Антон Чехов
Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)
Антон Павлович Чехов
Фортепианный настройщик Муркин, бритый человек с желтым лицом, табачным носом и с ватой в ушах, вышел из своего номера в коридор и дребезжащим голосом прокричал:
И, глядя на его испуганное лицо, можно было подумать, что на него свалилась штукатурка или что он только что у себя в номере увидел привидение.
– Помилуй, Семен! – закричал он, увидев бегущего к нему коридорного. – Что же это такое? Я человек ревматический, болезненный, а ты заставляешь меня выходить босиком! Отчего ты до сих пор не даешь мне сапог? Где они?
Семен вошел в номер Муркина, поглядел на то место, где он имел обыкновение ставить вычищенные сапоги, и почесал затылок: сапог не было.
– Где ж им быть, проклятым? – проговорил Семен. – Вечером, кажись, чистил и тут поставил… Гм. Вчерась, признаться, выпивши был… Должно полагать, в другой номер поставил. Именно так и есть, Афанасий Егорыч, в другой номер! Сапог-то много, а чёрт их в пьяном виде разберет, ежели себя не помнишь… Должно, к барыне поставил, что рядом живет… к актрисе…
– Изволь я теперь из-за тебя идти к барыне, беспокоить! Изволь вот из-за пустяка будить честную женщину!
Вздыхая и кашляя, Муркин подошел к двери соседнего номера и осторожно постучал.
– Кто там? – послышался через минуту женский голос.
– Это я-с! – начал жалобным голосом Муркин, становясь в позу кавалера, говорящего с великосветской дамой. – Извините за беспокойство, сударыня, но я человек болезненный, ревматический… Мне, сударыня, доктора велели ноги в тепле держать, тем более, что мне сейчас нужно идти настраивать рояль к генеральше Шевелицыной. Не могу же я к ней босиком идти.
– Да вам что нужно? Какой рояль?
– Не рояль, сударыня, а в отношении сапог! Невежда Семен почистил мои сапоги и по ошибке поставил в ваш номер. Будьте, сударыня, столь достолюбезны, дайте мне мои сапоги!
Послышалось шуршанье, прыжок с кровати и шлепанье туфель, после чего дверь слегка отворилась и пухлая женская ручка бросила к ногам Муркина пару сапог. Настройщик поблагодарил и отправился к себе в номер.
– Странно… – пробормотал он, надевая сапог. – Словно как будто это не правый сапог. Да тут два левых сапога! Оба левые! Послушай, Семен, да это не мои сапоги! Мои сапоги с красными ушками и без латок, а это какие-то порванные, без ушек!
Семен поднял сапоги, перевернул их несколько раз перед своими глазами и нахмурился.
– Это сапоги Павла Александрыча… – проворчал он, глядя искоса.
Он был кос на левый глаз.
– Какого Павла Александрыча?
– Актера… каждый вторник сюда ходит… Стало быть, это он вместо своих ваши надел… Я к ней в номер поставил, значит, обе пары: его и ваши. Комиссия!
– Так поди и перемени!
– Здравствуйте! – усмехнулся Семен. – Поди и перемени… А где ж мне взять его теперь? Уж час времени, как ушел… Поди, ищи ветра в поле!
– Где же он живет?
– А кто ж его знает! Приходит сюда каждый вторник, а где живет – нам неизвестно. Придет, переночует, и жди до другого вторника…
– Вот видишь, свинья, что ты наделал! Ну, что мне теперь делать! Мне к генеральше Шевелицыной пора, анафема ты этакая! У меня ноги озябли!
– Переменить сапоги недолго. Наденьте эти сапоги, походите в них до вечера, а вечером в театр… Актера Блистанова там спросите… Ежели в театр не хотите, то придется до того вторника ждать. Только по вторникам сюда и ходит….
– Но почему же тут два левых сапога? – спросил настройщик, брезгливо берясь за сапоги.
Бесконечно кряхтя и морщась, Муркин натянул на свои ноги два левых сапога и, прихрамывая, отправился к генеральше Шевелицыной. Целый день ходил он по городу, настраивал фортепиано, и целый день ему казалось, что весь мир глядит на его ноги и видит на них сапоги с латками и с покривившимися каблуками! Кроме нравственных мук, ему пришлось еще испытать и физические: он натер себе мозоль.
– Купи! – говорил Синяя Борода. – Сам купил в Курске по случаю за восемь, ну, а тебе отдам за шесть… Замечательный бой!
– Поосторожней… Заряжен ведь!
– Могу ли я видеть господина Блистанова? – спросил вошедший настройщик.
– Я самый! – повернулся к нему Синяя Борода. – Что вам угодно?
– Извините, сударь, за беспокойство, – начал настройщик умоляющим голосом, – но, верьте… я человек болезненный, ревматический. Мне доктора приказали ноги в тепле держать…
– Да вам, собственно говоря, что угодно?
– Видите ли-с… – продолжал настройщик, обращаясь к Синей Бороде. – Того-с… эту ночь вы изволили быть в меблированных комнатах купца Бухтеева… в 64 номере…
– Ну, что врать-то! – усмехнулся король Бобеш. – В 64 номере моя жена живет!
– Да вы что же это? – проговорил Блистанов и нахмурился. – Сплетничать сюда пришли, что ли?
– Нисколько-с! Храни меня бог-с! Вы меня не поняли-с… Я ведь насчет чего? Насчет сапог! Вы ведь изволили ночевать в 64 номере?
– А вы меня там видели?
– Нет-с, не видел-с, – ответил Муркин в сильном смущении, садясь и быстро снимая сапоги. – Я не видел-с, но мне ваши сапоги вот ихняя супруга выбросила… Это вместо моих-с.
– Так какое же вы имеете право, милостивый государь, утверждать подобные вещи? Не говорю уж о себе, но вы оскорбляете женщину, да еще в присутствии ее мужа!
За кулисами поднялся страшный шум. Король Бобеш, оскорбленный муж, вдруг побагровел и изо всей силы ударил кулаком по столу, так что в уборной по соседству с двумя актрисами сделалось дурно.
– И ты веришь? – кричал ему Синяя Борода. – Ты веришь этому негодяю? О-о! Хочешь, я убью его, как собаку? Хочешь? Я из него бифштекс сделаю! Я его размозжу!
Ее зовут – Лень.
Пробило час ночи. Ваксин повернулся на другой бок и выглянул из-под одеяла на синий огонек лампадки. Огонь мелькал и еле освещал киот и большой портрет дяди Клавдия Мироныча, висевший против кровати.
Привидения – предрассудок, плод умов недозрелых, но, тем не менее, все-таки Ваксин натянул на голову одеяло и плотнее закрыл глаза. В воображении его промелькнул перевернувшийся в гробу труп, заходили образы умершей тещи, одного повесившегося товарища, девушки-утопленницы… Ваксин стал гнать из головы мрачные мысли, но чем энергичнее он гнал, тем яснее становились образы и страшнее мысли. Ему стало жутко.
– Дементрий Осипыч, was wollen Sie? [2] – послышался через минуту за дверью голос гувернантки.
– Ах, это вы, Розалия Карловна? – обрадовался Ваксин. – Зачем вы беспокоитесь? Гаврила мог бы…
– Хаврилу ви сами в город отпустил, а Глафира куда-то с вечера ушла… Никого нет дома… Was wollen Sie doch? [3]
– Я, матушка, вот что хотел сказать… Тово… Да вы войдите, не стесняйтесь! У меня темно…
В спальную вошла толстая, краснощекая Розалия Карловна и остановилась в ожидательной позе.
– Гильз? Хорошо! Was wollen Sie noch? [4]
– Ich will… [5] Ничего я не will, но… Да вы садитесь! Я еще что-нибудь надумаю…
– Неприлишно девице стоять в мужчинской комнат… Ви, я вижу, Деметрий Осипыч, шалюн… насмешкин… Я понимай… Из-за гильз шеловека не будят… Я понимай…
Розалия Карловна повернулась и вышла. Ваксин, несколько успокоенный беседой с ней и стыдясь своего малодушия, натянул на голову одеяло и закрыл глаза. Минут десять он чувствовал себя сносно, но потом в его голову полезла опять та же чепуха…. Он плюнул, нащупал спички и, не открывая глаз, зажег свечу. Но и свет не помог. Напуганному воображению Ваксина казалось, что из угла кто-то смотрит и что у дяди мигают глаза.
– Позвоню ей опять, чёррт бы ее взял… – порешил он. – Скажу ей, что я болен… Попрошу капель.
Ваксин позвонил. Ответа не последовало. Он позвонил еще раз, и словно в ответ на его звон, зазвонили на погосте. Охваченный страхом, весь холодный, он выбежал опрометью из спальной и, крестясь, браня себя за малодушие, полетел босой и в одном нижнем к комнате гувернантки.
– Розалия Карловна! – заговорил он дрожащим голосом, постучавшись в дверь. – Розалия Карловна! Вы… спите? Я… тово… болен… Капель!
Ответа не последовало. Кругом царила тишина…
– Я вас прошу… понимаете? Прошу! И к чему эта… щепетильность, не понимаю, в особенности, если человек… болен? Какая же вы, право, цирлих-манирлих. В ваши годы…
– Я вашей жена буду говорил… Не дает покой честный девушк… Когда я жил у барон Анциг и барон захотел ко мне приходить за спишки, я понимай… я сразу понимай, какие спишки, и сказала баронесс… Я честный девушк…
– Ах, на какого чёрта сдалась мне ваша честность? Я болен… и капель прошу. Понимаете? Я болен!
– Ваша жена честный, хороший женщин, и вы должны ее любить. Ja! [6] Она благородный! Я не желай быть ее враг!
– Дура вы, вот и всё! Понимаете? Дура!
Ваксин оперся о косяк, сложил руки накрест и стал ждать, когда пройдет его страх. Вернуться в свою комнату, где мелькала лампадка и глядел из рамы дядюшка, не хватало сил, стоять же у дверей гувернантки в одном нижнем платье было неудобно во всех отношениях. Что было делать? Пробило два часа, а страх всё еще не проходил и не уменьшался. В коридоре было темно и из каждого угла глядело что-то темное. Ваксин повернулся лицом к косяку, но тотчас же ему показалось, что кто-то слегка дернул его сзади за сорочку и тронул за плечо…
– Чёрт подери… Розалия Карловна!
Ответа не последовало. Ваксин нерешительно открыл дверь и заглянул в комнату. Добродетельная немка безмятежно спала. Маленький ночник освещал рельефы ее полновесного, дышащего здоровьем тела. Ваксин вошел в комнату и сел на плетеный сундук, стоявший около двери. В присутствии спящего, но живого существа он почувствовал себя легче.
В ожидании рассвета, Ваксин прикорнул на сундуке, подложил руку под голову и задумался.
Скоро, прислушавшись к тихому, мерному дыханию Розалии Карловны, он совсем успокоился…
В шесть часов утра жена Ваксина, воротившись от Троицы и не найдя мужа в спальной, отправилась к гувернантке попросить у нее мелочи, чтобы расплатиться с извозчиком. Войдя к немке, она увидала картину: на кровати, вся раскинувшись от жары, спала Розалия Карловна, а на сажень от нее, на плетеном сундуке, свернувшись калачиком, похрапывал сном праведника ее муж. Он был бос и в одном нижнем. Что сказала жена и как глупа была физиономия мужа, когда он проснулся, предоставляю изображать другим. Я же, в бессилии, слагаю оружие.
По дачной платформе взад и вперед прогуливалась парочка недавно поженившихся супругов. Он держал ее за талию, а она жалась к нему, и оба были счастливы. Из-за облачных обрывков глядела на них луна и хмурилась: вероятно, ей было завидно и досадно на свое скучное, никому не нужное девство. Неподвижный воздух был густо насыщен запахом сирени и черемухи. Где-то, по ту сторону рельсов, кричал коростель…
– Как хорошо, Саша, как хорошо! – говорила жена. – Право, можно подумать, что всё это снится. Ты посмотри, как уютно и ласково глядит этот лесок! Как милы эти солидные, молчаливые телеграфные столбы! Они, Саша, оживляют ландшафт и говорят, что там, где-то, есть люди… цивилизация… А разве тебе не нравится, когда до твоего слуха ветер слабо доносит шум идущего поезда?
– Да… Какие, однако, у тебя руки горячие! Это оттого, что ты волнуешься, Варя… Что у нас сегодня к ужину готовили?
– Окрошку и цыпленка… Цыпленка нам на двоих довольно. Тебе из города привезли сардины и балык.
Луна, точно табаку понюхала, спряталась за облако. Людское счастье напомнило ей об ее одиночестве, одинокой постели за лесами и долами…
– Поезд идет! – сказала Варя. – Как хорошо!
Вдали показались три огненные глаза. На платформу вышел начальник полустанка. На рельсах там и сям замелькали сигнальные огни.
– Проводим поезд и пойдем домой, – сказал Саша и зевнул. – Хорошо нам с тобой живется, Варя, так хорошо, что даже невероятно!
Темное страшилище бесшумно подползло к платформе и остановилось. В полуосвещенных вагонных окнах замелькали сонные лица, шляпки, плечи…
– Ах! Ах! – послышалось из одного вагона. – Варя с мужем вышла нас встретить! Вот они! Варенька. Варечка! Ах!
Из вагона выскочили две девочки и повисли на шее у Вари. За ними показались полная пожилая дама и высокий, тощий господин с седыми бачками, потом два гимназиста, навьюченные багажом, за гимназистами гувернантка, за гувернанткой бабушка.
– А вот и мы, а вот и мы, дружок! – начал господин с бачками, пожимая Сашину руку. – Чай, заждался! Небось, бранил дядю за то, что не едет! Коля, Костя, Нина, Фифа… дети! Целуйте кузена Сашу! Все к тебе, всем выводком, и денька на три, на четыре. Надеюсь, не стесним? Ты, пожалуйста, без церемонии.
Увидев дядю с семейством, супруги пришли в ужас. Пока дядя говорил и целовался, в воображении Саши промелькнула картина: он и жена отдают гостям свои три комнаты, подушки, одеяла; балык, сардины и окрошка съедаются в одну секунду, кузены рвут цветы, проливают чернила, галдят, тетушка целые дни толкует о своей болезни (солитер и боль под ложечкой) и о том, что она урожденная баронесса фон Финтих…
И Саша уже с ненавистью смотрел на свою молодую жену и шептал ей:
– Это они к тебе приехали… чёрт бы их побрал!
– Нет, к тебе! – отвечала она, бледная, тоже с ненавистью и со злобой. – Это не мои, а твои родственники!
И обернувшись к гостям, она сказала с приветливой улыбкой:
Из-за облака опять выплыла луна. Казалось, она улыбалась; казалось, ей было приятно, что у нее нет родственников. А Саша отвернулся, чтобы скрыть от гостей свое сердитое, отчаянное лицо, и сказал, придавая голосу радостное, благодушное выражение:
– Милости просим! Милости просим, дорогие гости!
Вверх по лестнице
Провинциальный советник Долбоносов, будучи однажды по делам службы в Питере, попал случайно на вечер к князю Фингалову. На этом вечере он, между прочим, к великому своему удивлению, встретил студента-юриста Щепоткина, бывшего лет пять тому назад репетитором его детей. Знакомых у него на вечере не было, и он от скуки подошел к Щепоткину.
– Вы это… тово… как же сюда попали? – спросил он, зевая в кулак.
– Так же, как и вы…
– То есть, положим, не так, как я… – нахмурился Долбоносов, оглядывая Щепоткина. – Гм… тово… дела ваши как?
– Так себе… Кончил курс в университете и служу чиновником особых поручений при Подоконникове…
– Да? Это на первых порах недурно… Но… ээ… простите за нескромный вопрос, сколько дает вам ваша должность?
– Пф. На табак не хватит… – пробормотал Долбоносов, опять впадая в снисходительно-покровительственный тон.
– Конечно, для безбедного прожития в Петербурге этого недостаточно, но кроме того ведь я состою секретарем в правлении Угаро-Дебоширской железной дороги… Это дает мне полторы тысячи…
– Дааа, в таком случае, конечно… – перебил Долбоносов, причем по лицу его разлилось нечто вроде сияния. – Кстати, милейший мой, каким образом вы познакомились с хозяином этого дома?
– Очень просто, – равнодушно отвечал Щепоткин. – Я встретился с ним у статс-секретаря Лодкина…
– Вы… бываете у Лодкина? – вытаращил глаза Долбоносов…
– Очень часто… Я женат на его племяннице…
– На пле-мян-ни-це? Гм… Скажите… Я, знаете ли… тово… всегда желал вам… пророчил блестящую будущность, высокоуважаемый Иван Петрович…
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
Читайте также:
