Цискаридзе николай травма колена

МОСКВА, 23 июня. /ТАСС/. Народный артист СССР, балетмейстер-репетитор Государственного академического Большого театра (ГАБТ) России Николай Фадеечев, который умер на 88-м году жизни, стал знаковой фигурой во всем мировом балете как артист и как преподаватель, готовый щедро делиться своим опытом с подрастающим поколением. Такое мнение выразили ТАСС коллеги артиста по театру и его ученики.

"Чудовищно, ужасно, что не стало Николая Борисовича Фадеечева, - поделился руководитель балетной труппы ГАБТ, заслуженный артист России Махар Вазиев. - Такие люди - это эпоха, они вложили свой талант, свой труд в репутацию Большого театра. Когда говорят, что Большой театр - это флагман в области балета во всем мире, то это благодаря таким людям, как Николай Фадеечев. Это выдающееся явление".

Вазиев подчеркнул, что Фадеечев был беззаветно предан своему делу. "Он был настоящий принц на сцене. Принцами не становятся, принцами рождаются Огромная потеря. Он был из поколения титанов, выдающихся людей, у которых нужно учиться сегодняшнему поколению. Николай Борисович Фадеечев вошел в историю всего мирового балета", - заявил он.

Как рассказал руководитель балета ГАБТ, Фадеечев приходил в Большой театр до последних дней, следил за своими учениками. "Его заинтересованность вызывает величайшее уважение. Не все люди старшего поколения хотят отдавать свой опыт и так любят подрастающее поколение", - считает Вазиев.

Величайший педагог

Ректор Академии русского балета имени Вагановой, народный артист РФ Николай Цискаридзе поделился, что они были очень близки с Фадеечевым, который был для него всегда "Папой Колей". "Это большая потеря для всех, кто работал с Николаем Борисовичем, любил его. На днях ему стало нехорошо, его отвезли в больницу, я с ним разговаривал последний раз Я очень рад, что я с ним накануне поговорил, тогда еще с ним все было хорошо, врачи говорили, что он нормализовался", - отметил артист в разговоре с ТАСС.

Он подчеркнул, что Фадеечев - один из выдающихся танцовщиков XX века, величайший педагог и репетитор. "Он партнер Галины Улановой и Майи Плисецкой, его боготворили все партнерши и очень любили ученики. Для меня это был очень важный человек в жизни. Мы с ним встретились, когда он уже был известным педагогом", - рассказал Цискаридзе.

Навсегда останется учеником Николая Фадеечева премьер ГАБТ Артем Овчаренко, об этом он заявил ТАСС. "Хотя я уже много лет занимаюсь у Виктора Николаевича Барыкина, с Фадеечевым мы никогда не прекращали общаться, - признался артист. - Мы разговаривали буквально неделю назад, когда его положили в больницу, и вот сегодня его не стало".

Овчаренко отметил, что учился у Фадеечева исполнять партии в балетах "Жизель", "Спящая красавица", "Лебединое озеро". "Он большой учитель, мы столько с ним прошли, в нем столько было заложено настоящей культуры Он умел передать свой опыт во время репетиции. Как артист я продолжаю развиваться во многом благодаря Николаю Борисовичу Фадеечеву", - признался собеседник агентства.

Народная артистка СССР балерина и балетмейстер Большого театра Людмила Семеняка рассказала ТАСС, что очень много работала с Николаем Фадеечевым. "Вместе с ним я танцевала "Лебединое озеро" на моих первых гастролях в Америке", - вспомнила она.

Семеняка также добавила, что многому научилась у народного артиста. "Как печально, все уходят. Сколько бесценных часов совместной работы. Николай Борисович - тоже мой учитель, как и Галина Сергеевна Уланова, - подчеркнула Семеняка. - Он одарил меня также огромным педагогическим опытом! Боже, как жаль, такой драгоценный мастер и чудесный человек!"

"Олицетворял слово "мастер"

Фадеечев был мастером высочайшего класса, выдающимся танцовщиком и педагогом и олицетворял слово "мастер". Об этом ТАСС сказал генеральный директор ГАБТ Владимир Урин.

"Грустно, очень грустно. Конечно, это страшно, когда уходит старшее поколение. Они несли и несут высочайшую культуру того великого балета Большого театра, который прославился на весь мир. Николай Борисович Федеечев был высочайшего класса профессионал, выдающийся танцовщик и замечательный актер", - отметил он.

Директор Большого рассказал, что ему повезло видеть артиста на сцене. "Для меня Фадеечев олицетворял слово "мастер". Многие годы Фадеечев передавал свое мастерство ученикам, солистам Большого театра, был балетмейстером-репетитором", - поделился Урин. Он добавил, что Фадеечев, несмотря на возраст и состояние здоровья, всегда приходил на спектакли своих учеников.

Урин заметил, что иногда старшее поколение, вспоминая собственные успехи, несколько предвзято относится к нынешним исполнителям. "Что касается Николая Борисовича, он всегда был интеллигентен, сдержан и никогда не был агрессивен в своих оценках", - подчеркнул директор ГАБТ.

Урин отметил, что театр постарается организовать прощание с Фадеечевым. По его словам, мероприятие, скорее всего, будет закрытым - только для родственников и труппы Большого тетра. О времени и месте прощания будет известно позднее и сообщено дополнительно.

Об артисте

Фадеечев родился в 1933 году в Москве. Учился в Московском хореографическом училище. В 1952 году был принят в балетную труппу Большого театра, в составе которой танцевал в течение двадцати пяти лет.

В 1956 году он стал участником первых зарубежных гастролей Большого театра в Лондоне, где танцевал с Галиной Улановой "Жизель".

А в 1971 году Фадеечев и Майя Плисецкая стали первыми советскими приглашенными солистами Опера де Пари, где исполнили главные партии в балете "Лебединое озеро". Народный артист выступал в балетах "Щелкунчик", "Раймонда", "Спящая красавица", "Лауренсия", "Бахчисарайский фонтан", "Гаянэ", "Каменный цветок" и "Ромео и Джульетта".

Кроме Улановой и Плисецкой, он танцевал также с другими знаменитыми примами Большого театра - Раисой Стручковой, Мариной Кондратьевой, Екатериной Максимовой, Людмилой Семенякой.

После завершения артистической карьеры Фадеечев стал балетмейстером-репетитором. Работал с премьерами ГАБТа - Андреем Уваровым, Сергеем Филиным, Николаем Цискаридзе.

Николай Цискаридзе: “Пока я не подниму ногу, смотреть не на что”

05.02.2006 в 00:00, просмотров: 1170

Премьер Большого театра, самый молодой заслуженный и народный артист России 32-летний Николай Цискаридзе встречает меня в своей гримерке. Сразу с порога предлагает чаю, уточнив, какой я предпочитаю — зеленый или черный. На столике неизменное печенье. Давно известно, что Николай большой сластена. Налив черный, мы начинаем беседу.

— Слышал, что вы до сих пор не поправляетесь от сладкого.

— Сейчас уже. Но я в хорошей форме. Бывает ощущение, что ноги тяжелые. Это от возраста. После 30 лет надо за собой следить.

— Не обидно было, что молодежь узнала о вас только после мюзикла “Ромео и Джульетта”?

— Абсолютно не обидно. Не-а!

— По слухам, многие коллеги осудили вас за участие в мюзикле.

Подливая себе чая, Николай — все так же спокойно:

— А мне их мнение абсолютно безразлично! Многим, кто ходил, спектакль понравился. Мюзикл — немножко другой жанр. Но я ведь от своей профессии далеко не ушел.

— Рассказывают, что вы столкнулись с непрофессионализмом актеров, когда каждый из них, грубо говоря, кто в лес, кто по дрова.

— Просто они дети! Многим по 16 лет. А те, кто постарше, работают в другом жанре и не знают многих законов, к которым я привык, потому что я работаю на профессиональной сцене. Меня восемь лет учили, прежде чем выпустить просто в кордебалет.

Но они играют безумно честно. Иногда мне смешно, что, стоя на заднике, где-то в углу, персонаж играет. А я понимаю, что, кроме меня, его никто не видит, ни один человек, сидящий в зале.

— Говорят, что вы ребятам и синяки ставили?

— Ну, синяк! Это потому, что они двигаются по-разному. Мне, чтобы выучить их жесты, надо было выучить их характеры. Теперь я уже примерно подозреваю, что они могут вытворить в следующие две секунды. А потом, я преодолевал страх выхода на сцену после травмы. И когда отыграл пять-шесть спектаклей, мандраж ушел.

— Коля, травма больше не дает о себе знать?

— Понимаете, травма о себе не давала знать уже на следующий день после операции. Но у меня случилась стафилококк-инфекция, и пришлось перенести еще 10 операций. Сложнее всего было вернуть мышечную массу. Все-таки я с этой ноги толкаюсь, на нее приземляюсь, вращаюсь. Потом бывало, что от усталости нога переставала чувствовать. Ощущение, что подо мной ничего нет.

— Наверное, была депрессия?

— Да не было никакой депрессии. Я очень земной человек. Ну, поплакал две минуты, утерся и пошел дальше. Мне было жалко только, что я не выйду на сцену Парижской оперы, а ведь я месяц готовил и приготовил спектакль полностью.

— Но я слышал, что последствия травмы оказались достаточно суровыми. Вы действительно были одной ногой в могиле?

— Когда меня навещали в больнице в Париже, я садился на кровать и делал вид, что все в порядке. И в течение месяца никто не знал, что у меня сепсис. Никто не мог представить, как мне плохо. И когда я понял, что умираю, позвонил в Москву близкому человеку: “Наташенька, мне плохо!”

Она забила тревогу, подключилось Министерство культуры России, МИД, послы. Состояние моего здоровья обсуждалось на уровне министра культуры Франции. В Парижской опере каждое утро начиналось с обсуждения здоровья Николая Цискаридзе. Ха-ха-ха!

— Говорят, врачи были удивлены тому, что для вашего возраста у вас очень мало травм? Как вы сами это объясняете?

— Ну, во-первых, у меня были гениальные педагоги. А потом, физика была нечеловеческая (смеется). У меня болевой порог отсутствует или крайне понижен. Я ни разу не чувствовал боли в своей жизни. Даже когда упал, то и в тот момент боли не было. Меня на снимок заставила пойти директриса Парижской оперы: “Я тебя умоляю сделать снимок лично для меня!” Я сделал. Доктор обалдел и воскликнул: “Сейчас же на операцию!”

— Французский пришлось выучить?

— А что мне оставалось делать? В больнице в шесть часов утра ко мне заходили санитары, задавали вопросы, а у меня была температура 40—41. И я должен был в таком состоянии что-то им отвечать. Невольно что-то произнесешь и запомнишь. Ха-ха-ха!

— Прав был Григорович, когда сказал на выпускных экзаменах: “Грузину — “пять” и взять в Большой!”?

— Это была моя первая удача в жизни. Юрий Николаевич открыл мне дверь в большую жизнь. У меня с детства было сформировано так, что балет — это Большой театр. Это потом я понял, что жизнь немного шире. А тогда я маме сказал, что не буду продолжать танцевать, если не примут.

— Ваши папа и мама были далеки от балета.

— У меня вообще никого не было рядом с балетом. Мама ничего не понимала в этом, только говорила, что я гений, потому что я ее сын. Я ей говорю, что плохо станцевал. А она: какая разница, ты же мой ребенок. Я говорил: “Посмотри, какой я страшный!” — “Ты что, ты самый красивый!”

— Странно слышать это от человека, которого считают одним из самых красивых людей Москвы. Говорят, вы даже стесняетесь фотографироваться?

— Терпеть не могу! Я не считаю свою внешность хорошей. Другое дело, что на сцене я выгляжу лучше многих красивых людей. Я для этого делаю многое. А в жизни у меня, наверное, идеал несколько иной. Вот я понимаю, Роберт Редфорд, Василий Лановой, Пирс Броснан, Бред Питт — это красавцы. Ну а я? Каркуша такая ходящая по жизни.

Со мной учились действительно смазливые и красивые ребята, и на их фоне я чувствовал себя ужасно. Я долго был очень худой. У меня были длинные руки, ноги, шея. Я подниму ногу — и все восхищаются. А пока не подниму, относятся так, мол, и смотреть не на что.

Помню, когда начал танцевать в Большом, то, стоя за кулисой, перед своим выходом услышал разговор: “Да, Цискаридзе — мальчик неплохой, но страшный!” Представляете? Так на всю жизнь этот комплекс и остался.

— Ваши слова: “Если бы Бог хотел меня наказать, то он меня уже наказал” — это о чем?

— Как говорила Фаина Георгиевна Раневская: “Балет — это каторга в цветах!” И она была абсолютно права. Кто-то трудится на рудниках, в шахте, грязный, но он в этот момент не думает, какая у него пяточка — выворотная или нет, и пятая это позиция или не пятая.

А о моей профессии, очень сложной, можно написать какой угодно бред: прыгал плохо, танцевал плохо, держал плохо, вращался плохо. Ну говно, абсолютное! С высоты своего положения и возраста я могу этих людей пожалеть. Но неприятно же.

— Прямо ад кромешный.

— Я вообще читал, что Земля — это ад, жизнь — круги ада. Правда, я не живу в Африке среди папуасов, меня это успокаивает. Значит, не так сильно нагрешил. Я, наверное, единственный среди своего поколения, да еще Лопаткина, так обласканы властью и мировым балетным сообществом.

— А среди балетных возможна дружба?

— Зачем? Я как-то сказал, что дружу с Колей Цискаридзе. Он замечательный мальчик. Никогда не подведет. В нем я уверен.

Ситуация в театре может так сложиться, что невольно вы окажетесь по разные стороны баррикад. Есть люди, с которыми я дружу давно. Но когда возникают скользкие ситуации, стараюсь не вмешиваться.

— Как, например, с Волочковой?

— С Волочковой единственный, кто оказался рядом, был я. К Насте я отношусь с большой теплотой. Этот человек мне небезразличен, очень много прошли с ней вместе. Я с ней много танцевал. Я позволял говорить что-то против Волочковой и о Волочковой тогда, когда ее любили, целовали ручки, дарили цветы. Но когда ее стали ударять все, кто раньше целовал, я сказал, что ударять не стану, это нечестно!

— Что дает профессия в бытовом плане?

— Знаете, всю жизнь мечтал купить плазменный телевизор. Когда получил премию “Триумф”, помню, лежал и думал: “Теперь у меня есть деньги, которые я могу сразу потратить. Поэтому я умирать не должен”. Ха-ха-ха! И когда приехал из Франции, в тот же день купил плазменный ТВ. Тем более что времени его смотреть у меня теперь было предостаточно.

Я не могу жаловаться на жизнь. Живу один. Из всех государственных зарплат у меня — самая большая. Я не тащу за собою семью, у меня все в мире ином.

— Вы хотели бы быть миллиардером и ничего не делать?

— Я трудоголик только потому, что меня так воспитала жизнь. Если бы я вырос в очень обеспеченной семье, я бы что-то делал, но мне бы не приходилось думать о том, на что завтра купить хлеб.

— А когда вы об этом думали?

— В начале карьеры. Мне было очень невесело. Потом я жил очень долго за счет кассы взаимопомощи. Я постоянно занимал.

— И это — любимый мальчик Григоровича?

— Григорович ушел, мне 20 лет, мама умерла. У меня никого не было, я есть хотел! Хотел одеться, погулять, сходить в кино. А не на что было! Я был артистом кордебалета, и мне никто не собирался поднимать зарплату.

Когда меня спрашивают, кому я завидую, отвечаю: детям очень известных и состоятельных родителей. Или тем, которые выросли в актерских семьях и у них есть связи. Они не знают, что такое пробиваться, они вообще ничего не знают. У них другие трудности: например, чтобы их не сравнили с папой или мамой. Или разговоры о новых марочках джинсов.

— Чем собираетесь заняться, когда закончится карьера?

— Я уже преподаю в школе и в театре. А вот менеджмент я оставил. Руководить художественным коллективом я могу и без знания прироста валового продукта. Но я никогда не пойду работать управленцем. Гораздо легче пойти в метро и смотреть, не бежит ли кто по эскалатору.

— Откуда такая любовь к метрополитену? Часто туда спускаетесь?

— Года полтора, как был там последний раз. Перестал спускаться после мюзикла, после этих баннеров. Молодежь тормозит на каждом шагу: “Смотри, это тот чувак, который танцует в “Ромео и Джульетте”. Так что о метро пришлось забыть.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №2023 от 5 февраля 2006

• Подружиться
• RSS

A propos de. Цискаридзе

Эта стастья Фила Батдера с интервью Николая Цискаридзе вышла на англоязычном сайте Our Russia (our-russia.com) 4 июля 2015. г. Ниже приводится перевод на русский язык, а оригинал можно прочитать здесь.

Николай Цискаридзе: никто никогда не увидит моего провала

Два месяца назад имя Николая Цискаридзе пробуждало в памяти лишь воспоминания о движущемся в пространстве теле, об идеале балетного танцовщика, тотчас возникавшем в сознании зрителя. Позднее нам удалось найти возможность проникнуть в Академию русского балета им. Вагановой. Интервью, которое вы прочтете, вызвало у всех наших сотрудников неподдельное восхищение этим искусством и артистами балета. Разговор нашего соучредителя Ольги Малик с народным артистом России - это попытка заглянуть в тот мир, где исполнительское совершенство – желанная, но трудная награда, которая достается далеко не всем. Надеемся, вам будет интересно узнать как добиться успеха и все-таки достичь совершенства.

Говорят, что звездами рождаются, а не становятся, но это лишь наполовину правда. Цискаридзе родился в Грузии и с самых первых шагов стал одним из первых учеников Тбилисского хореографического училища. Благодаря тому, что на него обратил внимание худрук балета Большого театра Юрий Григорович его звезда засияла на небосклоне, когда ему исполнилось всего 20 лет. Вскоре после этого герой нашего рассказа стал самым молодым Заслуженным артистом России. Такой карьере и такой ранней славе могут позавидовать многие звезды Голливуда.

Однако молниеносный творческий взлет Цискаридзе может породить ложное впечатление о том, что в его жизни не было трудностей. Первая большая беда приключилась во время репетиций в 2003 году, когда у танцовщика случилась тяжелейшая травма колена. Девять операций, последовавшие за развитием смертельно опасной инфекции, и необходимость заново учиться ходить, но вопреки всему Цискаридзе снова вернулась на сцену. Травма, которая положила бы конец карьере большинства футболистов национальной футбольной лиги едва ли устрашила этого несгибаемого артиста. Как оказалось, позднее Николаю предстояло еще более сложное испытание по сравнению со всем пережитым: политические игры и интриги, которые зачастую преследуют цель управлять творческими начинаниями и всецело их контролировать. Известный своим идеализмом и бескомпромиссной честностью, звезда Большого оказался впутан в серьезный конфликт. Резюмируя эту долгую историю, стоит сказать, что и здесь актерское терпение, страсть и темперамент одержали победу, поскольку теперь он – ректор самой престижной в мире балетной школы, Академии им. Вагановой, которой исполнилось уже 277 лет.

Именно здесь в перерыве между выпускными спектаклями Вагановской академии соучредитель журнала “Our Russia” Ольга Малик поймала Николая

Цискаридзе накануне самого важного для него на сегодняшний день события – представления самых ярких танцовщиков из своего первого выпуска. Предлагаем вашему вниманию фрагмент беседы г-жи Малик с Цискаридзе в его офисе на Невском проспекте в Санкт-Петербурге.

Our Russia: Почему вы взяли художественный курс на русский классический балет? Вы когда-нибудь могли помыслить себя звездой балета за пределами России?

Nikolay Tsiskaridze: Я убежден, что русская балетная школа – одна из немногих (если не единственная), которая сохраняет традиции классического балета. Осмелюсь сказать, что это самая аутентичная система обучения из всех балетных школ. Ни один артист балета, прошедший обучение за пределами России, не может прикоснуться к той атмосфере и проникнуться духом искусства балета, как русские танцовщики. По этой причине, русские артисты балета самые знаменитые и самые лучшие в мире. По правде сказать, я всегда испытываю сожаление, когда наши артисты балета покидают страну.

Our Russia: Каков ваш самый главный совет вашим ученикам или последователям – тем из них, кто хотел бы достичь того же уровня совершенства на сцене, какого удалось достичь вам?

Nikolay Tsiskaridze: Для тех, кто пытается и становится лучшим из лучших в этой области, искусство попросту должно стать приоритетом в жизни. Важно также создать художественный образ. Каждый артист должен создать на сцене нечто интересное, нечто привлекательное. К сожалению, многие артисты балета сосредотачиваются лишь на физических задачах и считают шаги и пируэты, когда танцуют.

Our Russia: Не секрет, что педагоги играют одну из определяющих ролей в профессиональном росте танцовщика. Что вы стараетесь привить маленьким детям, когда как педагог объясняете основы искусства балета?

Nikolay Tsiskaridze: Прежде всего, я объясняю разницу между искусством и спортом. Любой артист балета должен вкладывать смысл в свои движения, иначе балет становится абсурдным. Еще одним важным аспектом балета является понимание музыки. Я стараюсь с самых первых шагов воспитать в своих учениках понимание музыки, когда они приходят в академию в возрасте 9 лет. Тем не менее, я должен сказать, что без строгой дисциплины балет перестает быть искусством. По этой причине, так же как и педагоги, которые учили меня, я приучаю детей к самодисциплине. На занятиях царят фактически армейские порядки. Я очень строгий педагог, должен признать.

Our Russia: В чем источник вашего вдохновения и счастья?

Nikolay Tsiskaridze: Самое лучшее, что может выпасть на долю артиста балета – счастье пережить мгновения быть лучшим исполнителем. Я очень счастлив, что меня помнят по самым ярким моментам моей балетной карьеры. Никто никогда не видел моего провала. И никто этого никогда не увидит, поскольку я вовремя ушел со сцены. Я испытываю сочувствие к артистам балета, которые вынуждены танцевать, когда им уже 40 лет и даже больше.

Our Russia: Теперь, когда Вы стали ректором Академии русского балета, что нужно сделать, чтобы сохранить это искусство? Нужны ли этому искусству, с вашей точки зрения, реформы?

Подводя итоги, видится важным указать читателю на то, сколь важную роль играет Николай Цискаридзе и насколько значим выпуск этого года. Это первая группа выпускников с того момента, как в 2013 году министр культуры России Владимир Мединский назначил Цискаридзе ректором, что поднимает звездный статус артиста на новую высоту. Любимый всеми танцовщик, который некогда блистал на сценах всего мира, занял сегодня лидирующее положение в сохранении почти священных традиций и истинной сути русского балета. Беседуя со своей коллегой о встрече с Цискаридзе, я нашла ключ к разгадке того, почему Мединский выбрал его на эту важную роль. Процитирую ее слова:

“У меня сложилось о Цискаридзе очень хорошее впечатление, вне всяких сомнений. Он очень вежлив, хотя знает себе цену и дает это понять. Но это совершенно нормально и оправданно. Меня особенно поразило то, как человек, оказавшийся вовлеченным в грязные политические скандалы и ставший жертвой нечестной развязанной в прессе шумихи сумел выйти из всей этой ситуации, не потеряв ни грамма достоинства. Он совершенно удивительный человек!”

Российская газета : Николай, это правда, что у балетных артистов вырабатывается условный рефлекс: как только включают яркий свет, надо делать приятное выражение лица?

Николай Цискаридзе : Это у всех так. Ты просто не можешь иначе существовать: мышцы на лице, как и на теле, тренируются с детства. И, хочешь или не хочешь, ты вынужден показывать, что все хорошо. Это профессионализм.

РГ : А в жизни он помогает? Когда нужно заставить себя быть доброжелательным, вежливым, а сил уже нет?

Цискаридзе : Ты должен быть таковым, особенно когда являешься лицом главного театра страны. Не всегда это приятно, иногда хочется раскричаться или дать по морде - хотя бы словесно, но надо держать выражение лица.

РГ : Выражение премьера главного театра страны или просто Николая Цискаридзе?

Цискаридзе : Так сложились обстоятельства, что в моем случае это вещь практически неразделимая. Для многих людей моя фамилия и театр ассоциируются. Или наоборот. Это великое счастье, которое не всем артистам выпадает, но это и большой груз. И каждый раз, когда что-то происходит, я всегда помню, что могу себе позволить, а что - нет, и ни при каких обстоятельствах.

РГ : В каком возрасте пришло это сознание?

Цискаридзе : Лет в 25. В Москве было очень-очень жарко, город просто плавился. И я шел и думал: "Господи, ну почему все нормальные люди могут идти в шортах, а я. "

РГ : . с такой идеальной фигурой должен париться.

Цискаридзе : У меня это началось после того, как однажды кто-то из коллег сказал: "Ну, Коль, ну уже все, твое положение обязывает. "

РГ : Если говорить о параллельной вашей деятельности - работе на телевидении, в театре "Тень", - это от того, что вы научились сейчас организовывать свое время и освобождать его для других занятий?

Цискаридзе : Отчасти это восполнение какого-то творческого вакуума. Ведь достаточно долго я находился в положении, когда в Большом театре вынужден был все время просить у руководства, чтобы мне дали что-то новое исполнить.

РГ : Вам надо было просить? И стоять в очереди, чтобы добраться до сцены?

Цискаридзе : Я и сейчас стою в очереди, выпрашивая для себя спектакли. И только благодаря генеральному директору Большого театра Анатолию Иксанову иногда их получаю. Но невозможно же по каждому поводу идти к нему. А так зачастую слышу: есть и другие артисты. Пытаюсь возразить, что я все-таки уже в том статусе, когда список должен начинаться с меня. Но мне говорят, что незаменимых в театре нет, и вообще надо уступать дорогу молодым. Когда спросил, кто эти молодые, были названы фамилии людей, по возрасту старше меня. Я возмутился: ну какие же это молодые-то? Мне ответили: "Но у вас же все есть, уже все звания получены, ну дайте другим заработать".

РГ : Я думала, вы расскажете, как в театре вас носят на руках - прямо от служебного входа и до самых кулис.

Цискаридзе : К сожалению, в Большом театре на руках не носят никого. С другой стороны, может, и правильно, когда артист неуспокоенный. Он недоволен, ему еще чего-то хочется. Есть стимул к творчеству.

РГ: Есть надежда, что Борис Эйфман откликнется на вашу просьбу и создаст с вами балет "Демон"?

Цискаридзе : Когда мы обсуждали эту тему, я сказал: "Очень вас прошу, поспешите, пока я еще в хорошем возрасте, в хорошей форме. " Что будет - не знаю. А недавно еще я набрался нахальства и подошел к Леониду Десятникову с просьбой написать что-нибудь для меня, чтобы на меня поставили балет. Пусть хоть на пятнадцать минут, хоть на десять. Я говорю, я же знаю, как Галина Сергеевна Уланова заказала "Золушку" Прокофьеву. Я, конечно, не Галина Сергеевна, и ни в коем случае не сравниваю себя.

Цискаридзе : Сказал, что подумает. Последнее время не было таких прецедентов. Да что говорить, последнее время нас просто за людей не считают. Недавно читал чье-то интервью, там верно было подмечено, что памятники хорошим актерам ставят только на кладбище.

РГ : Почему возникла такая линия: в балете - Демон, в кино вы хотели бы сыграть Воланда.

Цискаридзе : Врубелевский "Демон" - мое любимое произведение. В детстве, когда меня мама привела в Третьяковку и я увидел картину, я отойти не мог. А Воланд. В сцене его первого появления детально описывается, как он идет, как выглядит, как всем бросается в глаза, что он иностранец. Он еще не заговорил, никак не проявился, но сразу видно, что он не такой, как все. Я знаю, как это показать, как надо пройти. В костюме ведь ходить вообще сложно. Сейчас мало людей, кто может это делать в кино или на сцене. Мои коллеги, драматические актеры, которые на церемониях выходят в смокингах что-то получать, выглядят безумно смешно. Они не умеют в этом встать, не умеют присесть, и это заметно. А балетные с детства в корсете, в костюме.

РГ: Вы не суеверны? Ведь когда случилась травма и вы оказались прикованы к постели, Алла Демидова сочла, что это привет вам от Пиковой дамы (Николай Цискаридзе блистал в этом балете в роли Германа. - Прим. ред.)

Цискаридзе: Да, Алла Сергеевна сказала: "Колечка, это не просто так, Пиковая дама вам слишком много подарила, для того чтобы не отомстить". Но тогда я об этом даже не подумал.

РГ : Сейчас болезнь отступила окончательно?

Цискаридзе : И давно. Но так как это, видно, громко прозвучало, многие о ней помнят. Более того, те, кто недоброжелательно ко мне относится, нет-нет да и "подколят": "Ну он же после болезни. " Другое дело, что в моем случае было чудом, что я не просто встал на ноги, но и вернулся в профессию. За что я очень благодарен Анатолию Геннадьевичу Иксанову. Я знаю, как люди ему говорили, что я никогда больше не смогу танцевать, что он зря столько на меня потратил денег. Но он ни разу мне не показал, что сомневается. Хотя меня списали все вокруг, и ни один человек не верил.

РГ : Когда поставили вопрос об ампутации ноги?

Цискаридзе : Там про ногу уже никто не думал - мне жизнь спасали. А когда самое страшное было позади, потеря мышц оказалась такая и столь удручающее все выглядело, что никакой надежды не вселяло. Потом, когда я пришел к Иксанову просто сказать "спасибо", он повернул разговор иначе, что мол, Коля, скоро начнете работать. Это было очень важно, я никогда не забуду его психологическую поддержку. Как и те теплые слова, которые написала его супруга, прислав букет цветов на мой первый спектакль - 13 октября 2004 года. Как и то, что примерно в то же время, на приеме в Кремле я встретил Валерия Гергиева и он сказал: "Я слышал, вы вернулись на сцену? Все наши с вами договоренности - в силе". И буквально через несколько дней я получил приглашение из Мариинского театра.

РГ : Свои первые шаги по сцене после болезни помните?

Цискаридзе: Я стоял и плакал. В репетиционном зале все было идеально, но, когда мы пришли на сцену Большого, я делал шаг и - падал. А сцена огромная - 500 квадратных метров, спектакль серьезный - "Пиковая дама". Там есть места, где надо бежать, а я бегу - и начинаю хромать по привычке. Я сел, заплакал, сказал, что не могу, у меня ничего не получится. И тогда мой педагог, Николай Борисович Фадеечев, подошел и приказал: встань и сделай. Он очень сдержанный человек, никогда голос не повышает, но тогда он меня заставил пройти репетицию. Сквозь слезы, через огромный страх. И сказал: все идеально, что ты расстраиваешься? Убедил, как будто ничего не произошло.

РГ : Травма случилась в Париже?

Цискаридзе : На сцене Парижской оперы на репетиции я упал за три дня до спектакля. Но это могло произойти где угодно - такая была изношенность организма. Оказалось, полтора года я танцевал вообще без связки на ноге. Все доктора удивлялись, говорили, когда у людей даже маленький надрыв, они умирают от боли, а у вас ее совсем нет, и как, вы ничего не чувствуете? Выяснилось, что у меня низкий болевой порог. Никогда ничего не болело, все случилось в одну секунду.

РГ : Сейчас это - как страшный сон?

Цискаридзе : Вы удивитесь, но нет: хороший сон, приятный. Жизнь подарила такое количество новых знакомств с порядочными людьми! Не было бы счастья, да несчастье помогло. Да, мировоззрение поменялось, стало совсем другим, жестче. Но я по-другому стал ценить людское отношение. Я никогда не любил комплименты, а тут понял, что, если они идут от души, это не просто слова.

РГ : Вы рано встаете?

Цискаридзе : Артисты балета не могут вставать поздно. Этим наша профессия неприятна.

РГ : Вы любите цветы?

Цискаридзе : Обожаю. Я ведь вырос в Тбилиси- городе, где было много цветов и много солнца.

РГ : Есть человек, который молится за вас, когда вы танцуете?

Цискаридзе: Ой, у меня таких людей очень много.

РГ : Вы заходили внутрь, видели, как ремонтируют Большой театр?

Цискаридзе : Нас туда не пускают. Наверное, берегут: там стройка идет, еще, не дай бог, на голову что упадет. Но иногда мы из окон с ужасом наблюдаем, как туда до сих пор въезжают бульдозеры.

Всемирный балет всегда обходил тему великанов. По объективным причинам: понять, где великан, а где простой человек среднего роста и немифологического происхождения, на обычной сцене было бы невозможно. Но однажды это удалось: Николай Цискаридзе сыграл циклопа Полифема - в кукольном театре "Тень". На крохотной площадке (метр на метр) он помещался только фрагментами: либо ступни ног, либо голова, либо одна рука. Один раз ему все-таки удалось свернуться вчетверо и почти целиком предстать перед залом. В такой неудобной позе его страшный Полифем, ослепленный Одиссеем, и влюбленный в Галатею, одними пальцами ног вынужден был передавать весь драматизм положения. Нимфы прыгали по его рукам, как по горам. Небеса гневались. Когда после премьеры я поинтересовалась, с кем проще работать - с игрушечными балеринами или с живыми, Николай признался: "Игрушечные молчат. И с ними ты всегда прав!"