Тифлис горбатый снится коммерсант

Грузия. Тбилиси. Собор Цминда Самеба. Звонница. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

В Грузии есть много интересных городов — и в глубине страны, и на побережье, однако начинать знакомство лучше со столицы — Тбилиси. Начало лета — пора для путешествия более чем подходящая: воздух пока не раскален палящим солнцем, а зелень по-весеннему свежая.

Грузия. Тбилиси. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

Грузия. Тбилиси. Канатная дорога. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

Грузия. Тбилиси. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

В прошлом в любви к Тбилиси признавались величайшие умы: Пушкин и Лермонтов, Есенин и Маяковский, Пастернак и Евтушенко — трудно найти поэта, который не воспел бы красоту Грузии и ее столицы.

Грузия. Тбилиси. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

Достопримечательностей в Тбилиси — на любой интерес. Православные святыни? Пожалуйста. Храм Цминда Самеба, главный кафедральный собор Грузинской православной церкви, возвышается над городом с середины 2000-х.

Грузия. Тбилиси. Собор Цминда Самеба. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

За более древними постройками лучше отправиться в историческую часть столицы Грузии. Здесь, помимо старинных храмов, стоит, например, крепость Нарикала: дата ее основания неизвестна, зато известно, что в IV веке она уже точно существовала.

Грузия. Тбилиси. Вид на исторический центр. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

Крепость можно разглядывать и снизу, и сверху — с горы Мтацминда, куда туристы попадают на знаменитом тбилисском фуникулере. Его строительство началось в 1903 году, и за более чем вековую историю он претерпел много изменений. В 30-е годы была полностью перестроена верхняя станция: вместе с парком она почти сразу стала одной из главных достопримечательностей города, а ресторан, расположенный на открытых верандах, — любимым местом горожан и гостей Тбилиси.

Грузия. Тбилиси. Верхняя станция фуникулера. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

…или С легким паром!

Тбилисские бани — тема для города особая. Каждый, кто знает о пользе сернистых источников, стремится попасть в банный квартал всеми правдами и неправдами: бронировать время посещения бани нужно сильно заранее — слишком велик спрос.

Грузия. Тбилиси. Тбилисские бани. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

За все время существования города бани не раз разрушались, отстраивались, перестраивались и переименовывались: переименования были связаны в основном со сменой владельцев. Старейшей баней считается Ираклиевская, известная по крайней мере с XVI века. За ней идут Бебутовская, Казенная и Сумбатовская: все они относятся к началу XVII столетия.

Своя атмосфера

На противоположном от бань берегу Куры находится та часть города, которая считается новой: с ее главной улицей — проспектом Давида Агмашенебели. В середине XIX века, когда эта местность только вошла в состав города, проспект назывался Михайловским, и теперь здесь что ни дом, то достопримечательность.

Грузия. Тбилиси. Проспект Давида Агмашенебели. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

Грузия. Тбилиси. Проспект Давида Агмашенебели. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

Грузия. Тбилиси. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

Залитые солнцем дворы и утопающие в зелени набережные. Белье на веревках, пестреющее разноцветными парусами на фоне то хмурого, то ясного неба. Аромат цветения всех на свете деревьев вперемешку с выхлопными газами. Хачапури, приготовленные заботливыми руками грузинских бабушек, одетых, по традиции, во все черное. Водители, дерзкие, но справедливые, сигналящие без умолку и без толку. Попрошайки. Чурчхела всех цветов радуги. Куда ни пойди — едва уловимый аромат шашлыка. Или хлеба. Или того и другого.

Грузия. Тбилиси. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

Грузия. Тбилиси. Сирень. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

Улица Джорджа Буша-младшего и граффити такие, что не пройти мимо. Уличные музыканты (в неограниченном количестве) и собаки, точно знающие о жизни больше, чем ты (в ограниченном). Для многих Тбилиси стал городом, в котором чувствуешь себя как дома. Городом, которому можно признаться в любви на любом языке, и он обязательно ответит взаимностью.

Грузия. Тбилиси. Фото: Екатерина Зель / Strana.ru

Дезертирка с первого взгляда пленяет своим колоритом.

Свинину здесь развозят прямо на тачках. Наш инспектор ветнадзора в обморок бы упал от такого зрелища. Готовой колбасы при этом на рынке не продается, только мясо. Хочешь колбасы, в магазин иди - посоветовала торговка. Странно, однако.

Потрясающе вкусная выпечка продается в ларьке при входе на рынок. По нашему 40-50 рублей за лепешку-хачапури с сыром или с мясом.

"Попробуй, дарагой, какая вкуснота, купишь непременно!" Пробовать товар дают везде, и даже не обижаются, если отходишь без покупки.

Думал, что это такой хлеб. Оказалось - СЫР.

Больше чурчхелы, вкусной и разной.

Покупка чачи и ее дегустация с местным населением. Мужички с рынка вызвались в качестве добровольных дегустаторов-консультантов. За мой счет, разумеется. Пришлось угощать. А люди душевные, милые. Женщина-продавец закуской обеспечила: сыр, виноград, помидоры, соленья какие-то. Чача разная: на орехе, со вкусом персика, еще с чем-то. Вопреки уверениям знатоков, что на рынке настоящей чачи не купишь, решил вечером распробовать одну из купленных бутылок (ореховую). Понравилась)))

Горы аппетитных продуктов на фоне мусорки. Такая она, тбилисская Дезертирка.

На улицах Тбилиси то и дело можно видеть фонтанчики с питьевой водой. Конечно, боржоми здесь не течет из крана, но хозяйка дома, где мы остановились, клятвенно уверяла, что водопроводная вода здесь годится для употребления в пищу, ее пьют все. Мы так и сделали: набирали из крана чайник, наливали водичку в пластиковую бутылку, отправляясь в путешествия. Пока не понюхали опустевшую бутылку, в которой была водопроводная вода. Неприятный запашок присутствовал. Тем же вечером мы накупили боржоми, а из крана старались не пить. Впрочем, расстройств желудка от водопроводной воды не было.

Вино и чача - стратегические продукты Грузии. Приехать в Тбилиси и не пригубить эти божественные напитки - просто нонсенс! Они продаются повсеместно и круглосуточно, здесь нет таких дурацких запретов и ограничений, что приняты в России. Потребитель бывает разный. Чачу вам предложат и в дорогом магазине по 60 и более лари за бутылку, и в небольшом дворике, пара лари за стаканчик. В стремлении сбыть продукт продавцы порой невиданно креативны.

Грузины - "люди книги", читающий народ. Это видно повсеместно. Священник в скверике углубленно изучает Святое Писание. На площади Свободы, в окрестностях улицы Ш. Руставели прямо с земли продают старые книги - на русском, грузинском, английском.

Банальный велосипед тбилисцы изобретать не стали, а поставили в качестве городской скульптуры. Необычный арт-объект моментально стал точкой притяжения туристов, его фотографируют, маленькие копии продаются в сувенирных лавках. Мне нравится!
Летящая скульптура чем-то напомнила мне "Ростовчанку" на донской набережной.
А вот еще одна - "летящая по волнам"! Старый Тбилиси. Невеста с букетом цветов плывет по реке Кура (она же Мтквари). Невероятно красиво! Наши ростовские невесты ещё не научились плавать с букетами по Дону.
Дома, построенные прямо над Курой. Наверное очень романтично пить вино на таком вот балкончике, когда под ногами протекает великая река Грузии!

Что касается балконов домов старого Тбилиси - это отдельная тема, еще один предмет гордости тбилисцев, знак уважения к старине и традициям. Балкончики разные, но каждый хозяин старается хоть как-то украсить свой, чтобы отличался от соседей. Еще нам рассказала гид, что раньше хозяйки вывешивали на балконах напоказ дорогие вещи, на зависть соседям: вот что есть у нас, а у вас такого нету! Кое-где такой обычай сохранился, но чаще на современных балконах вывешивают трусы, лифчики и джинсы.

Такие разные балконы старого города.

Ботанический сад: вековые сосны, водопад, опьяняюще чистый воздух. И это в центре миллионного города! Можно долго бродить по ботанике, физически ощущать целебный воздух. Мы начали снизу, шли вверх и вышли к монументу "Мать Грузия", что стоит на горе над Ботаническим садом.

Виды центра Тбилиси. Много открытого пространства. Так и хочется упрекнуть власти Ростова-на-Дону в сверхплотной застройке каждого свободного клочка земли. У нас в центре - безумная мешанина домов и автомобилей. Людям деваться некуда. В Тбилиси - уважительное отношение к самому городу, к его гостям и жителям. Есть где погулять, отдохнуть. Наши бы градоначальники построили бы на этом месте новый микрорайон, тысяч на 150 жителей. Освоили бы инвестиции, отчитались о показателях, хорошо бы заработали на этом. Печально, но это так! Ростов город барыг, где мало дуумают о комфорте проживания людей. А тут - огромное пространство в центре отдано зеленой зоне, скульптурам, фонтанам. И никакой тебе торговли! Это тихий ужас для ростовского застройщика-девелопера, который способен ради нового строительного "пятна" спалить исторический центр города.

Количество просмотров: 3986

• Путешествие
• Фото

Открытый балкон. Во дворе всего одно развесистое дерево и круглый, выложенный цветными изразцами фонтан.

Дело в том, что дядя моей мамы Аркадий Симонян в царское время был придворным поставщиком посудных заводов Его Императорского Величества. Владел большим магазином — два раствора на бывшей Дворцовой площади. Семейная легенда гласила: в 1921 году, за два дня до того, как большевики учинили в магазине погром, разместив в нем казарму, семья успела спасти часть ценной антикварной посуды и несколько сервизов. Так к нам в дом попали отдельные разрозненные предметы из сервизов поповской, кузнецовской и гарднеровской фабрик и полдюжины аналогичных столовых тарелок от английских производителей.

К тому времени он уже достаточно обрюзг и располнел — весь как-то округлился. Седеющая борода обрамляла смуглое, все еще красивое, с правильными чертами лицо: большие, яркие, выразительные и зоркие темно-карие глаза под густыми бровями. Лукавые и любопытные. Быстрый, цепкий взгляд. Прямой нос.

Я постепенно стала догадываться: он вроде как бы испытывал меня, снимал с меня пробу. И, по-видимому, остался доволен. (Возможно, мне тут подыграла и некоторая осведомленность в антиквариате.) Он распрощался с моим спутником, наказал босоногому юноше (который оказался его племянником Гариком) никого к нам не пускать. Потом быстро собрал с пола тарелки, подвинул к середине комнаты стол и стал мне показывать зарисовки, эскизы к своим отвергнутым сценариям, покадровые рисунки (раскадровки) остановленных и закрытых уже в процессе производства фильмов. Речь его была по-прежнему пафосна и образна, жесты театральны, но сколько же теперь в них сквозило неподдельной горечи!

В тот день мы проговорили с ним долго. Зашла соседка-курдянка с традиционной тбилисской трапезой — рогатый хлеб, сыр, зелень, соленья, глиняный кувшинчик с красным вином. Потом появилась снова — так же незаметно и бесшумно, с блюдечком вкуснейшей домашней пахлавы, и мы с Сережей принялись попивать чай из синих пиал, подаренных ташкентским другом — бывшим сокамерником. Смеркалось. По крыше начал лупить благословенный теплый и быстрый тбилисский ливень. С потолка закапало, и Сережа, не прерывая свой рассказ-пантомиму, поставил два заранее заготовленных таза. Эмалированный — посередине комнаты и жестяной — в правом углу, где стена была сплошь завешана восточными тканями, украинскими вышивками, коллажами и рисунками. Так, под нескончаемый звонкий аккомпанемент капели он наконец признался мне, что встреча наша была не совсем праздной и случайной.

Пазолини он боготворил.

Торопливо записывая нахлынувшие на него эмоции, словно захлебываясь в них, он часто не дописывал слова и предложения. Страницы пестрели многоточиями. И несмотря на все это. Несмотря на подчеркнутую небрежность в корректуре, во всех его текстах присутствовал всепобеждающий дар свежего и самобытного осязания мира в ошеломляюще непривычных цветовых, звуковых, пластических сочетаниях и соотношениях. Слово каким-то непостижимым образом обнаруживало смысловую емкость изображения — цвета, красок. И в каждой строчке чувствовалось внутреннее превосходство художника над литератором. На первом плане были фактурные, цветовые, пластические соотношения.

. Бесконечные ржавые холмы.
Бурые холмы, похожие на горбы.
Горбы прятались за горбами. бежали к горизонту.
Уменьшались. дразнили друг друга. повторялись.
В бесконечности соединялись с ржавым небом.
Ревели ржавые быки на царской бойне.
. Кружилось и ревело в предчувствии жертвы ржавое месиво бычков.
Голубели белизной испуга зрачки.
Глухонемой мясник из царской бойни растирал в ладонях ржавый шафран.

. Молчали бьющиеся колокола. Онемели.
Молчали горящие свечи. Онемели.
Молча монашки кричали на буйволов, впряженных в арбу. Колокол очнулся и крикнул!

Сергей Параджанов

В отчаянной круговерти параджановского бедлама, бесконечных крикливых, шумных визитов и встреч я стала понемногу собирать беспечно и щедро разбрасываемые им крупицы многообразного дарования: записывала на диктофон импровизации, сюжеты, рассказы, собирала по листочку рассеянные по всему Советскому Союзу раздаренные им сценарии, творческие заявки, либретто, рисунки. Все это, как оказалось, было делом далеко не легким.

— А ну-ка, где вы тут есть. стукачи? Выдьте-ка вон на пару минут! Имею что сказать.

А по вечерам тут совершался ежедневный параджановский спектакль. И тогда реальность в этом доме, искривляясь, уходила в какое-то совсем другое, параллельное измерение, увлекая за собой всех его участников. В пространстве его единственной комнаты происходили удивительные превращения и мистификации. Рассказывались и разыгрывались невероятные истории. При этом каждая мелочь в его руках обретала свою фантастическую биографию, антикварное или историческое значение. Помню, как-то он разыграл один такой спектакль, создав его, в буквальном смысле, на пустом месте:

— Ну как вам. вот эта штука?

Смотрю, в руках у него пресс-папье. Самое обыкновенное. Из тех, что давно уже выброшены на свалку. Небольшой грязноватый невзрачный предмет из светлого дерева с круглой потертой ручкой. на нем еще сохранился кусок рваной оранжевой промокашки. А он, не дожидаясь ответа, интригующим полушепотом и с придыханием:

— Теперь представьте — в роли Маргариты Готье великая Верико!

Вскинул голову — показал лебединую шею актрисы и прошелся по комнате ее фирменной горделивой походкой. Вспомнив, наконец, о пресс-папье, взял его в руки, поднял над головой и, сделав несколько ловких пируэтов, закольцевал сюжет:

— Взгляните. Видите эти кляксы на промокашке? Марджанишвили плакал, когда писал эту экспликацию. Это следы его слез.

Аудитория внимательно слушала и разглядывала предмет, бережно передавая его из рук в руки. Имел ли этот спектакль какое-то отношение к действительности? Разве это было важно? Тут все было авторское, параджановское — сюжет, текст, пение, пластика.

Самые разнообразные вещи и предметы — посуда, мебель, одежда, бижутерия, ткани, картины, рисунки — откуда-то ежедневно появлялись в этом доме и куда-то так же неожиданно исчезали. Он все время что-то переставлял, двигал, создавая, как в детском калейдоскопе, постоянно меняющиеся композиции, ассамбляжи, открывая таким образом одному ему ведомую жизнь предметов в их непривычном, удивительном сочетании. Это было магическое искусство пробуждать душу каждой вещи и создавать красоту из всего, что только попадается под руки — осколков разбитой посуды, головы выброшенной на свалку куклы, старого чемодана, ковровых лоскутков. Наверное, никто не ощущал красоту предметного мира так, как он!

Рассказы его следовали один другого удивительнее и на одном дыхании, в то время как руки постоянно и без устали что-то рисовали, лепили, клеили, мастерили. В это время кто-то разглядывал его коллажи, кукол. Кто-то листал альбомы с его рисунками, аппликациями, эскизами. (Сколько бесценных рисунков, коллажей было унесено на моих глазах! И навсегда утрачено.) Кого-то он тут же обряжал в карнавальные наряды, созданные из любых попавшихся под руки тряпок, старой одежды, бутафории, и ничем не примечательный человек, себе на удивление, вдруг обретал новый, яркий образ. Переселялся в другую эпоху. Заурядные плешивые пожилые мужчины превращались в импозантных испанских грандов. Женщины, примеряя невиданной красоты и изящества шляпки, которые он мастерил из кружев, перьев и цветов, со счастливой улыбкой замирали у зеркала. Он был непревзойденным мастером праздников. Никто так не умел удивить и обрадовать!

Посмотрите! Это ваза старинного французского хрусталя! — И он бросался отворять двери шкафа. Вот она! Хотите? Как это — ничего не хотите? И по-детски обижался: — Что? Значит ничего не нравится? Да возьмите вы хоть что-нибудь!

Вам непременно подойдет это старинное кольцо с крупным изумрудом. Дайте-ка руку. Что я говорил? Оно вам как раз впору. И тут же, откинув голову и сладострастно прищуриваясь: — Боже! Какая прэ-э-лесть! Это же драгоценная семейная реликвия! Точно такое кольцо, только с голубым сапфиром, я подарил Алле Демидовой, когда меня посетил Театр на Таганке!

• Новое
• Архив
• Друзья
• Информация
• Избранное

Путешествия по СССР. Грузия. Часть 3. "Мне Тифлис горбатый снится". Тбилиси в 1969 году

Вид на старый город с крепости Нарикала.
На переднем плане церковь Карапи Святого Георгия в районе Клдисубани. Построена в 1753 году

Глядя на эти слайды 1969 года, многие наверняка вспомнят строки Осипа Мандельштама,
которые в то время еще мало кто знал:
" Мне Тифлис горбатый снится,
Сазандарей стон звенит,
На мосту народ толпится,
Вся ковровая столица,
А внизу Кура шумит".

В 1969 году в Тбилиси проходила научная конференция, на которую я приехал за несколько дней до открытия, чтобы осмотреть город. Остановился у дальних родственников и решил позвонить в Москву с их домашнего телефона: сообщить о своем благополучно прибытии. Но, не тут-то было! Телефонная станция меня упорно не соединяла с Москвой. Наконец мой родственник, глядя на безуспешные попытки дозвониться, вспомнил: У меня есть знакомая телефонистка, она поможет! К счастью, телефонистка оказалась на месте, и вскоре я уже говорил с Москвой.
- У вас по телефону дозвониться можно только по знакомству? – спросил я у родственника.
– Почему только по знакомству, можно и за деньги, - совершенно серьезно ответил он.

Перед входом в Орбелиановские серные бани

Немало подивившись такому странному для москвича 1969 года способу связи, я стал укладывать фотосумку: фотоаппарат, два съемных объектива, сменный видоискатель, экспонометры, коробочки с пленкой… Родственник внимательно наблюдал за моими действиями, после чего спросил:
- И со всем этим грузом ты собираешься гулять по проспекту Руставели?
- Я не пойду на проспект Руставели, я пойду в старый город.
- Зачем? Туда не ходят гости Тбилиси. Я и сам не помню, когда был там в последний раз.
- Хочу посмотреть на кавказскую старину, - объяснил я, погружая в рюкзак действительно ставшую тяжелой фотосумку.
И вот что я увидел.

КРЕПОСТЬ НАРИКАЛА

Пятничная мечеть, единственная в Тбилиси. 1911 год

ДОМА НАД ОБРЫВОМ

УЛИЦЫ И ДВОРЫ СТАРОГО ГОРОДА

В Тифлисе, как в ту пору назывался Тбилиси, в 1829 году побывап Александр Сергеевич Пушкин. "Город показался мне многолюден. Азиатские строения и базар напомнили мне Кишинев. По узким и кривым улицам бежали ослы с перекидными корзинами; арбы, запряженные волами, перегорожали дорогу", - писал он в "Путешествии в Арзрум".
Я впервые оказался в Тбилиси в раннем детстве, в 1931 году, когда наша семья ненадолго остановилась в этом городе во время переселения из Одессы в Армению (об этом можно прочитать ЗДЕСЬ). Ослов и волов на улицах уже не было, но мне запомнились носильщики, которые бегали по улицам с огромными тюками на плечах и кричали" хабарда, хабарда!". И вот теперь, в 1969 году, я пытаюсь понять, что же осталось от старого Тифлиса.

Армянская церковь Сурб Ншан (Святого Знамения), построена в начале 18 века

Туристов в старом городе не было, мой родственник оказался прав. Этот человек - не турист,
а один из участников научной конференции, которого я уговорил пойти со мной. Он был приятно удивлен увиденным.

Армянская церковь Сурб Рштакапетац. Основана в 11-13 вв., ныне разрушена.

Перед армянским храмом Сурб Геворг Эчмиадзин, построена в 1805 году.

В лабиринтах запутанных улиц старого города бродили разносчики, которые в ту пору еще появлялись в городах. "Мороженое!" – кричал разносчик. И девчушки с зажатыми в кулачках монетками отзывались издалека: "Мороженый!" - "Мороженое!" - еще громче кричал разносчик, услышав детский голосок. Так они перекрикивались и шли на голос, пока не сближались.