Горбатые мостики в петербурге

С 1763 по 1769 годы левый берег Невы, точнее набережная на участке от Фонтанки до Зимнего дворца, укреплялась и облицовывалась гранитом.

На пересечениях Невы с другими протоками были построены три каменных моста. Эрмитажный – через Зимнюю канавку, Верхний Лебяжий – через Лебяжью канавку и Прачечный через Фонтанку.

Судя по гравюрам петровского времени, судоходных водных магистралей в то время было значительно больше, чем сейчас.

Вот и по Лебяжьей канавке, в настоящее время очень мелкой, в те времена ходили суда. Потому-то и первый мост на слиянии Лебяжьей канавки с Невой был разводным. И звался он Лебединым мостом.

Прачечный мост получил свое название от царских прачечных, находившихся неподалеку. Про этот мост экскурсоводы любят рассказывать следующую байку.

Дескать, кроме своей основной функции Прачечный мост имел статус первого вытрезвителя. Видите над опорами моста два круглых окошечка? Вот туда-то, собственно и помещали перестаравшихся по части алкоголя граждан. Но это не более, чем шутка. На самом деле эти отверстия служили для ослабления давления воды на опоры моста в случае наводнения.

Есть и примета, связанная с этим мостом. Говорят, что проплывая под Прачечным мостом, можно сбросить груз с души, и даже очиститься от грехов. Для этого следует громко прокричать первое, что придет на ум, и тогда можно легко вздохнуть, и плыть в новую жизнь без отягчающего груза.

Стоит отметить, что эту примету знают немногие. Мне как то не приходилось слышать под этим мостом криков покаяния)))

Эрмитажный мост – первый постоянный каменный мост в Петербурге. До него здесь существовал (тоже первый) деревянный подъемный мост.

Сюжет повести Пушкина отличается от либретто оперы. У поэта

тогда, как героиня оперы, Лиза кончает жизнь самоубийством. Не дождавшись Германна, она бросается с Эрмитажного мостика в воду.

Существует и другая легенда, связанная с этим местом.

В 1771 – 1787 годах рядом с Зимним дворцом по проекту архитектора Ю.М. Фельтена строится Старый Эрмитаж, а на противоположном берегу Зимней канавки Джакомо Кваренги в 1783 начинает возводить здание Эрмитажного театра, заканчивая строительство одновременно с открытием Старого Эрмитажа. Оба здания объединяют Аркой, перекинутой через Зимнюю канавку. Своды Арки повторяют очертания Эрмитажного моста. Это история.

А дальше начинается легенда. Говорят, что у Кваренги, как у всякого гения, было много завистников. Они, дабы опорочить архитектора, пытались убедить Екатерину II, что Арка ненадежна, и конструкция может рухнуть. Императрица повелела особо тщательно сделать проверку расчетов. По получении положительных результатов Екатерина II устроила грандиозный пир в галерее над сводом Арки. Так были посрамлены завистники — утверждает легенда.

Еще один достаточно щекотливый момент: в книгах по истории Санкт-Петербурга нет единого мнения по поводу автора этой уникальной в своем роде арки. Современные историки чаще отдают авторство Юрию Матвеевичу Фельтену, тогда, как в более ранних книгах о Петербурге (М.И. Пыляев и П.П. Свиньин) авторы единодушно называют имя автора — Джакомо Кваренги.

Не будем вмешиваться в спор профессионалов, важнее то, что Зимняя канавка с нависшей над ней великолепной аркой, одно из самых романтичных мест Петербурга и по праву является одним из символов города.

Архитекторы:	Камерон Ч.
Год постройки:	1784
Стиль:

Павловский парк .

Горбатый мостик

г. Павловск, Павловский парк, 22 (Садовая ул., 20 лит АР)

Пам. арх. (федеральн.)

1784 - арх. Камерон Чарльз (" Постановление. ", С. 23 , дата обращения - 26.10.2014)

Фото - snegir, 26.10.2014.

"Горбатый мостик в Павловском парке – совсем нехитрое инженерное сооружение, представляющее собой круглую кирпичную арку, облицованную ноздреватым туфом и перекинутую через небольшую протоку. Но этот мостик, построенный по замыслу Ч. Камерона, является одной из тех частиц, которые создают особое очарование Павловского парка. Место для возведения Горбатого мостика было выбрано в излучине реки Славянки, где Чарльз Камерон создал уголок парка в романтическом стиле. Серебристые ивы некогда спускали свои шелковистые ветви в тихую воду широкой реки. Через небольшую плотину, сложенную из кусков необработанного камня, переливалась вода, образуя каскад, и малым ручейком бежала под Каменным мостиком.

Необходимо уточнить, что протока, через которую перекинут мостик – не рукав, а естественное первоначальное русло реки Славянки. В 80-х годах XVIII века русло изменили, создав искусственный водоем с островом, а старое русло частично засыпали, превратив в узкую протоку. Уровень зеркала разлива поддерживали две плотины – под Черным и перед Горбатым мостиком.

Для облицовки мостика с плотиной Ч. Камерон использовал известняковый туф, пористый и ноздреватый, как бы изъеденный временем

При детальном обследовании мостика были установлены следующие интересные детали. В архивных описях традиционно камни известнякового туфа назывались облицовочными. Но это не совсем так. Уникальность камероновского каменного мостика в том, что облицовочные камни органично своей массой входят в кирпичную кладку на глубину до 1,0 м. Кладка кирпичей велась одновременно с укладкой этих рваных туфовых камней между рядами кирпича, т.е. конструктивно они работают вместе. Камни облицовки имеют дополнительные крепления в виде

анкеров из кованых полос железа длиной 70-250 см. Центральные замковые камни соединены анкерами между собой, а остальные камни просто закреплены в кладке свода. Нижние ряды кирпичной арки выполнены на известково-песчаном растворе с включениями кусочков древесного угля. Такой же раствор был позднее использован художником Гонзаго в 1805 году для оштукатуривания стены Галереи Павловского дворца в зоне наибольшего намокания, у цоколя. Считалось, что такой состав в какой-то мере противодействует разрушительному воздействию влаги. Арка моста опирается на широкую платформу из плит путиловского известняка, которая в свою очередь, уложена на клеть из бревен и лаг . Между бревнами плотно торцом вбиты известняковые плиты. Вся деревянная конструкция погружена в слой голубой глины. Под бревнами начинается материковый грунт".

интернет-журнал "Реконструкция городов и геотехническое строительство", №3, 2000 г.; дата обращения - 26.10.2014)

"Горбатый мостик построен в 1780-х годах из ноздреватого замшелого туфа и получил своё название благодаря крутому выгибу над водой. Вместо перил прохожая часть мостика ограждена только чуть возвышающимся неровным гребнем камня.

Когда полукруглая арка моста, отражаясь в воде, образует полный круг, этот маленький мостик становится похожим на древнее сказочное ожерелье из камней, повисшее на серебристых ивовых ветвях над тёмной водой".

(А. И. Зеленова, "Павловский парк", Лениздат, 1964, С. 100)

Фото - Тамара
Николаевна, 2011
(добавил IVa )

Наименование объекта: Мост-плотина "Горбатый"

Датировка: 1784. Авторы: арх: Камерон Ч.

Адрес: Санкт-Петербург, город Павловск, Садовая улица, дом 20, литера АР Категория охраны: Ф

Основание: Постановление Правительства РФ № 527 от 10.07.2001

И вот, наконец, спустя почти год с начала моих интернет-полетов над картой, я приехала в Сергиевку наяву, не во сне, не виртуальными дорогами, а на самом деле, на электричке, по железной дороге.
Мы приехали с Дианой, моей подругой еще по тем далеким временам, когда мы почти еще девочками работали художниками-мультипликаторами в мультицехе Леннаучфильма, а потом и по учебе во ВГИКе. Во ВГИКе Диана оставалась художником, а я стала сценаристом.
Теперь Диана снова вернулась из Москвы в Петербург, а я перестала работать на радио, где работала четырнадцать лет подряд и уже считала профессию радиожурналиста делом всей своей жизни, и получалось точно так, как будто мы снова оказались в той точке, с которой и начали – словно бы снова только собираемся сказать свое слово в кинематографе. Поэтому опять мечтаем, как мы сбудемся в профессии, и что великого мы еще сделаем.
А в жизни только и делаем, что что-то с трудом преодолеваем, и она подставляет нам все новые и новые препятствия. Или просто подножки.
И вот, наконец, я придумала путешествовать по петербургским пригородам, для поднятия духа.

Итак, это нехитрое, невинное, доступное по нашим скромным меркам и приятное развлечение – путешествие по петербургским пригородам мы открыли в январе 2010 г.
С друзьями мы решили относиться к этому настолько, насколько можно серьезнее, и со всей важностью, с какой бы отправлялись в путь по всему белому свету.
Пригороды нисколько не обманули наших ожиданий.

Мы с Дианой в тот года побывали в удивительных местах – в зимнем, конца января, невероятно снежном Павловске, в зимнем, хотя уже и начался март, солнечном Пушкине, неожиданно наполненном готикой, потом уже на исходе петербургской зимы, то есть в конца марта, солнечном, но проникнутом незримой печалью Ораниенбауме, и в апреле в вечно праздничном и зацветающем весеннем Петродворце.
Рассказы об этом я помещу в завершении этих заметок, для тех, кто захочет прочитать и их.

Из добротного большого дачного дома, окруженного кустами пышной сирени, белой и лиловой, и алого шиповника, с обширным ухоженным яблоневым садом, в котором росли и кусты крыжовника, черной и красной смородины, и даже располагался небольшой, но аккуратный малинник, дом превратился в обветшалое строение, окруженное почти голым, словно вытоптанным пространством, а часть бывшего сада оказалась вообще отрубленной возникшим новорусским домом-коттеджем, облицованным желтым кирпичом и обнесенным глухим забором.
В этой части раньше располагался туалет и хозяйственный сарай, куда дачникам разрешали ставить велосипеды, а завершал комплекс построек огороженный заборчиком загончик для собаки. Хозяйскую овчарку звали Дик, потом его сменил Чарли, нам казалось, что это был злой цепной пес, в основном потому, что никому не разрешалось приходить к собаке и прикармливать ее. На самом деле, собаки не была ни свирепыми, ни рослыми.
Я с трепетом в душе вглядывалась через забор в верандочку, скособоченную у фасада, обращенного боком к улице Цветочной, с которой было связано так много лет жизни нашей тогда большой семьи, но никак не могла признать ее и отождествить с той жизнью.

Интересно заметить, что дверь, которая вела на веранду, была стеклянная, какой обычно бывает дверь балкона – и представляла собой прозрачный витраж из небольших стеклышек. Да и сама веранда была со всех сторон стеклянная, и на самой протяженной ее стороне окна можно было распахнуть.
Дверь, которая разделяла веранду и комнату, была белая, и в ее верхней части тоже было стеклянное окошечко, закрытое белой кружевной занавеской.
В комнате был подвал – погреб – в полу откидывалась крышка, и можно было поставить в подпол, в холод, продукты, чтобы они не испортились. Холодильников на даче, как мне кажется, тогда почти ни у кого не было. Не было, конечно, и телевизоров, а вот приемники – транзисторы, и большие, хорошие приемники ВЭФ ( мой отец привез такой приемник из Таллинна в начале 1970- ых ) были. Слушая на даче вечерами и в дождливые дни радио, я полюбила радиопостановки и спектакли, но тогда и думать не могла, что буду когда-то сама работать на радио. Это было бы слишком много, чтобы даже мечтать об этом.

Как ни удивительно, какие-то вещи, служившие нашей семье в Петергофе, живы и по сию пору – это и ковер с оленями (сложенный, он лежит в коробке), и радиоприемник ВЭФ – он все еще ловит радиостанции, которых стало невероятное множество, и оранжево-красный чайник ( правда, он подтекает и чай в нем заваривать нельзя, хотя мы его и отмыли и выглядит он точь-в-точь как и прежде), и стаканчик-солонка зеленого прозрачного толстого стекла – с ней как раз все в порядке. Даже и персиковые шторы живы и так служат шторами у нас в шкафу на даче.

Я буду возвращаться сюда только во сне и в памяти, и даже во сне это будет не тот дом, но в памяти – да, в памяти моей, слегка выцветшие, как неяркие, изумрудно-голубые цветные фотографии-слайды ушедшего двадцатого века, эти картинки сохранятся.

Дальше мы свернули с основной дороги и пошли кругом, берегом притоки пруда. Точнее сказать, это раньше мы считали это притоками и рукавами большого пруда, теперь же, предварительно изучив карту, я поняла, что это остров на пруду так велик, что пруд, на котором он располагается, здесь становится не шире небольшой речки.

Фундамент (скорее всего, круглой беседки) на острове на большом пруду я разглядела впервые, не смотря на то, что мы папой хорошо знали эти места, и часто проходили лесными ( или, все же парковыми) дорожками по противоположной, параллельной островной линии стороне и даже отыскивали здесь маленькие белые грибочки. Точнее сказать, это папа их находил. Он очень забавно разговаривал с лесом, и лес дарил ему эти маленькие грибочки. Мне тогда было смешно, что мой взрослый папа, который на кораблях бороздит моря и океаны всего земного шара, просит у леса подарить нам беленький грибочек. А сейчас – сейчас мне, конечно, грустно и стыдно за свое смущение подростка невинным папиным лесным волшебством.

Удивительно, что я впервые обратила внимание на круглый, сложенный из камня фундамент только сейчас, хотя, помнится, со школьной подружкой, как-то приехавшей ко мне в гости летом на дачу, мы даже пробрались на остров и гуляли там, но ничего примечательного не нашли, кроме выгоревшего места от костра. Так и не вспомню, как мы там очутились – помнится смутно, как мы переходили по каким-то бревнышкам, но сейчас ничего похожего на переправу ни с одной стороны острова нет.

Остается загадкой, как в прежние времена высокопоставленные владельцы парка и их гости попадали на остров – неужели только на лодках? Или они бывали там только зимой? Это предположение и вовсе забавно.
И почему, когда мостики отреставрировали, и даже устроили рядом полностью новодельный горбатый мостик с перильцами, выглядящий в стороне от главных дорог весьма игриво, и который больше всего любят фотографировать не очень осведомленные в его истории гости парка, потому что он соответствует общим пониманиям о красоте, на остров так и не сделали переправы? Гораздо позднее я узнала, что на остров вел высокий деревянный мост, под которым могли проплывать лодки. А у пруда была пристань со львами.

Паромная переправа была не редкостью в петербургских парках – в Петергофе на Царицын остров тоже можно было добраться с помощью паромной переправы.
Я знаю это потому, что лично делала обмеры каменных тумб и маленькой пристани этой переправы для реставрации еще в далеком 1985 году! Чуть позже я не без удивления обнаружила среди старых чертежей в нашей мастерской уже готовый чертеж переправы, сделанный задолго до меня.
А еще – как ни удивительно! – сейчас, когда, к счастью, Царицын остров приведен в порядок, ведет к нему самый настоящий, довольно длинный мост – это конечно гораздо более удобно, чем переправа. А тумбы, сохранившиеся от переправы и маленькая пристань, так и остались в стороне, среди кустов окружающих пруд.

Быть может, и остров в парке Сергиевка, который на карте выглядит значительно больше, чем кажется с берегов окружающего озера и его притоков, тоже еще раскроет свои тайны!

В предыдущую поездку ( в середине девяностых) я хорошо запомнила изменившийся большой мост через Зеленку – с полностью заново сделанными добротными перилами и на этот раз была поражена их отсутствием. Перила тогда удивили меня своим нарочито петербургским рисунком ограды – это казалось совсем не в стиле парка, но бесспорно, что это было гораздо лучше чем открытый с обоих сторон высокий мост. Особенно со стороны крутого склона, где ступенями спускался в низину оврага гранитный каскад.
Все время когда мы снимали здесь дачу, перил на мосту не было, и кажется, на мосту оставалось по краям несколько гранитных тумб. Но сама арка моста со стороны пруда осыпалась красным кирпичом и каменной крошкой в пруд. А к дереву у моста была привязана палка, раскачавшись на которой, смельчаки лихо прыгали в воду.

К сожалению, я совсем не помню, как раньше, в нашу дачную пору, выглядели многочисленные мостики и плотинки речки Кристательки.
Кроме самых основных – большого моста с каскадом, моста ведущего к дворцу, подобному ем, но меньших размеров, моста у Английского домика, и смутно помню прямоугольный мостик через Кристательку в низине оврага.

Если быть точным, сейчас они таковы (постараюсь перечислить их с максимальной подробностью):
Вскоре за изгибом речки от Большого каскада появляется полукруглый мостик.
Если абстрагироваться от того, что он сложен из гранита, этот мостик больше всего похож на половинку большого колеса, или даже шины, перекинутой с одного берега на другой. Идти по этому колесу довольно сложно. Под ним небольшой ступенчатый каскад и живописная россыпь валунов, уходящая далеко вниз. Этот и следующий мост скорее всего полностью реконструированы, как мост Кристателевого пруда, и мост, ведущий к лестнице, поднимающейся из низины оврага ко дворцу.

Далее следует прямоугольный мост, прозаичный, четко очерченный, и не очень вписывающийся в плавное изящество линий и арочность, присущие большинству здешних мостов. По нему можно с уверенностью ходить туда-сюда и свободно перейти на другую сторону речушки и подняться к дороге, идущей по краю оврага к дворцу Лейхтенбергских.

Затем открываются руины моста, большие каменные плиты по обоим берегам, деревянные сваи ( назначение их мог бы объяснить специалист, и я все еще надеюсь на встречу с таким!), и гора валунов. Почему этот мост не был восстановлен и как он выглядел – пока тоже неизвестно.

Потом – запруда – плоская, в рисунке которой несколько полуокружностей сопрягаются друг с другом, как бы образуя в воде каменный полукруглый диванчик. Обычно по его плоскости протекает вода, и перейти по нему на другой берег невозможно, так что, по сути, он является не мостом, а плотинкой. Но осенью, и летом, если вода пересыхает, можно пройти и по нему.

Далее – идет отреставрированный, с добротными новыми перилами (они выполнены без особых изысков) мост, так же с арочным проемом и небольшим каскадом, и непременной россыпью камней, украшающих низину оврага и далеко спускающихся ниже по руслу речки.
Спуститься ниже этого каскада вдоль Кристательки и дойти вдоль нее до Ораниенбаумского шоссе достаточно сложно – тропинки здесь теряются, склоны крутые и неудобные, везде разбросаны внушительных размеров каменные прямоугольные плиты и бруски гранита, назначение которых определить трудно, и просто камни.

Итак, версия дореволюционных Мими и Зизи была признана маловероятной, хотя в связи с ней стали поступать сообщения о скромных сооружениях памяти современных Зизи, и такие действительно можно неожиданно обнаружить в парке. Один такой маленький холмик, выложенный по периметру камушками находится в укромном уголке, в любое время, кроме ранней весны практически не доступном для постороннего нескромного взора.
Затем в теме обсуждения тумб возникла одна, как оказалось чуть позднее, весьма эксцентричная особа, категорично утверждавшая, что именно эти тумбы и ступени являлись одной из площадок подвесного моста, висевшего над пропастью оврага и другим своим концом крепившегося к аналогичным тумбам напротив фасада с перголой.
Я обрадовалась, что появился знаток, но рискнула предположить, что тумбы не имеют на себе никаких следов конструкций, которые могли бы к ним крепиться, на другой стороне оврага нет ничего им подобного, и если бы такой мост существовал, он не мог бы исчезнуть совершенно бесследно и уж точно был бы самым длинным мостом такого типа в мире.
К тому же – в этом я убедилась позднее, зимой, когда рисунок архитектурных сооружений читается четче на белом снегу – ступени и тумбы были развернуты не в сторону дворца, а скорее под углом к шоссе и ориентированны на широкий обзор. Но им вполне мог бы соответствовать маленький мостик через Кристательку, от которого ныне остались лишь руины, то есть от мостика, очевидно, можно было бы пройти к возвышенности с площадкой. Насчет подняться – сказать затрудняюсь. Я, конечно, спустилась и поднялась, не без труда и цепляясь за растущие рядом кусты и деревца, но совсем иное – дамы и господа века девятнадцатого.
Забегая вперед, скажу, что загадка гранитных пьедесталов была открыта мне - на них были установлены в свое время бюсты Елизаветы Алексеевны и Александра Первого, царственных покровителей одного из владельцев усадьбы, Нарышкина. Это была своеобразная обзорная площадка, и бюсты к тому же должны были отражаться в небольшом пруду,который образовывался внизу по течению речки Кристательки.

Особа, высыпавшая поначалу в теме массу интересных ссылок, отчего-то вспылила (интернет, как я уже убедилась, наполняют не только доброжелательные, но и неуравновешенные люди), зачем-то написала несколько ядовитых и странных комментариев, затем убрала все свои ответы и исчезла. Меня удивляют люди, пишущие колкости в интернете практически неизвестно кому, и я не могу никак этого объяснить – то ли они видят раздражающие их интонации во фразах, в которых на самом деле их нет, то ли ревностно относятся к родным местам, полагая, что любить и знать их доступно только им одним.
Плохо читаемую карту 19 века, которую исчезнувшая особа представила как доказательство существовавшего подвесного моста, я долго пыталась разглядеть, увеличивая масштаб, но ничего толком увидеть мне не удавалось.
Позднее, когда я спросила у искусствоведа, автора знаменитых книг о достопримечательностях петергофской дороги Сергея Горбатенко о возможном существовании в этом месте подвесного моста, он ответил, что упоминание о подвесном мосте в Сергиевке существует, но точного местонахождения нигде не указано.

Здание фермы находится на самой границе усадьбы Лейхтенбергских и Ораниенбаумской колонии.
Цветов мальвы у одного из окон первого этажа фермы не было. Но я сразу вспомнила о них. Они жили в моей памяти, я без труда мысленно отыскала картинку с ними. Цветы были посажены под окном на первом этаже ближе к углу, (а сам угол ближний к поселку) здания, которое называется Фермой, но названия которого мы тогда не знали и не знали, даже что оно было и что дом имел какое-то иное назначение. Это был просто каменный дом, пожалуй, несколько странной формы, с каменным фундаментом, выдвигавшемся далеко от стен, внутренним двориком и необычной аркой с круглым отверстиям над входом, тоже сложенной из серовато-розового камня. Цветы мальвы здесь я увидела их впервые, были очень красивы – высокие, с фиолетовыми, розовыми и голубыми цветами с раструбами-граммофонами.
Здание фермы сильно перестроено, и на старинных фотографиях и картинках узнать его довольно трудно – только по необычной форме каменной арки.
От фермы можно спуститься вниз к шоссе. А затем и к Финскому заливу. Это все та же дорога, которой мы поднимались от остановки автобуса номер пять, следовавшего от вокзала Старого Петергофа до Ломоносова.

И на этот раз мы спустились по ней.

Обломок старинной каменной кладки – вот все, что оставалось на берегу Финского залива от колонистского кладбища.
Пустынный берег сильно зарос осокой, и только огромные камни, омываемые водами залива были все теми же.

Канал, выложенный бетонными плитами, по которому поток воды течет к заливу от Ораниенбаумского шоссе, вырываясь из бетонной трубы, и впадает в залив, тоже, как оказалось, находится в запустении. Плиты, очевидно, не раз подмывало весенним паводком и местами сильно вывернуло.
Я ясно помнила этот канал новеньким, аккуратно обложенным плитами, оттого удивительно было его увидеть в разрухе, словно вдруг совершив невероятный скачок во времени.
Мы с трудом перешли на другую сторону по обломкам плит и камням в устье и оказались на другом берегу, где по моим воспоминаниям должна была быть дорога к заливу (сбоку от нее в начале и располагалась каменная скамейка), но
никакой дороги отыскать не смогли, долго пробиралась среди беспорядочно взошедшего тонкоствольного лесочка, стоящего в весенней воде, и с трудом вылавировали на шум шоссе.
Уже выйдя на твердую землю, отыскали что-то, лишь очень отдаленно напоминавшее заросшую дорожку и - о счастье! сбоку осевшую в землю каменную скамью, почти скрытую травой.

Я была рада, что мы так просто отыскали эту скамейку, хотя вряд ли кто-то мог бы ее разрушить или унести за это время. Хотя, как знать! Разрушил же кто-то ограждение из тумб и железных перил на большом мосту с водопадом через Зеленку, не смотря на то, что они были совсем новые и очень добротно сделаны! Диана с трудом поверила, что этот камень и есть таинственная скамейка, пока я не разгребла вокруг траву и скамейка не явила своих очертаний.

В этот день было очень жарко, и мы умывались и пили воду из железных колонок всякий раз, как только они попадались нам на пути. Колонки стояли почти на тех же местах, что и раньше, и, к счастью, их было достаточно. На краю поселка, ближе к водокачке, мы услышали у колонки степенный и очень интеллектуальный разговор о событиях культурной жизни Петербурга двух местных обитателей – пожилой дамы и молодого человека, очевидно, соседей. Мы были приятно удивлены, и решили, что дачный поселок населен интеллигентной публикой.

Открытая, возрождающаяся церковь Святой Троицы – это лучшая страница этого путешествия.
Мост от церкви до дворца Собственная дача, как потом я прочитала, впрочем, это и так понятно, – послевоенный. Прежний, с перилами и вазами был разрушен.
Помню, раньше, когда мы шли по мосту, хотя он и был тогда новее, одна бетонная плита качалась, и было и жутко, и интересно, потому что всякий раз забывалось, какая именно качается. Аттракцион! Перила тогда представляли собой открытый железный каркас, и хотя мост был на мощных кирпичных опорах, перекрытых бетонными плитами, от глубины оврага по обе стороны моста захватывало дух.
Сейчас перила моста дополнены железными листами, и можно спокойно любоваться глубиной оврага или вообще не обращать на него внимания. Ни одна плита больше не вздрагивает под ногой.

«Летом 1890 затеяли мы с Сашей Мейснером приобрести место на берегу залива в Бобыльске и построить дачи. У Б.Ф.Небо купили место, попавшее ему во владение после разорившегося рыбака Михайлова. Новый владелец разбил его на участки. Мы приобрели два участка с берегом.
Я решил построить дачи одинакового плана, но визави, т.е. сделав планы, снял кальку и повернул на другую сторону. Этим мы избежали необходимости видеть кухни друг друга. Вся идея плана заключалась в том, чтобы расположить жилые комнаты, и главное, детские таким образом, чтобы защитить их от ветров и повернуть к солнцу. Заслоняться от него особенно в нашем климате, не следовало. Да и нигде в мире вы не встретите, как у нас, дач, густо засаженных деревьями, не пропускающих животворящего луча солнца, что порождает тьму и сырость в помещениях.

В XVIII веке в Санкт-Петербурге была построена одна из первых каменных переправ в городе – Прачечный мост. Он возведен в историческом центре: пересекает реку Фонтанку в ее истоке и примыкает к Летнему саду.

Сегодня Прачечный мост – это знаковый архитектурный памятник города, настоящая скульптура: он отлично сохранился и предстает перед петербуржцами и туристами в практически первоначальном исполнении.

1. История строительства
2. Характеристики
3. Конструкция и внешний вид
4. Прачечный мост в искусстве и литературе
5. Легенда о Прачечном мосте
6. Интересные факты

История строительства

Прачечный мост в Санкт-Петербурге строился в 1766-1769 годах. Автор проекта неизвестен, а вот руководили ходом строительства архитектор И. Л. Росси и каменных дел мастер Т. И. Насонов.

Этот старинный, удивительно хорошо сохранившийся мост получил свое названия из-за находившихся поблизости дворцовых прачечных. Они располагались на углу Сергиевской улицы и Фонтанки. Сейчас прачечных уже не существует.

Эта каменная переправа через Фонтанку строилась одновременно с тем, как оформлялась гранитная набережная левого берега Невы, создавались каменные парапеты, спуски к воде, скамьи. Прачечный мост, как Верхний Лебяжий и Эрмитажный, стали первыми каменными переправами Санкт-Петербурга.

Читайте также: Мост Дураков в Питере: почему такое название и где находится?

Характеристики

Годом открытия Прачечного моста считается 1769 год. Мост каменный, арочный, имеет три пролета – средняя арка шире боковых. Его длина 40,9 метров, ширина – 14,3 метра. Он пересекает реку Фонтанку, соединяет набережную Кутузова и Дворцовую набережную, имеет по одной дорожной полосе на каждую сторону движения, при этом с двух сторон имеются тротуары для пешеходов.

Пролеты, перила, устои и опоры облицованы гранитом, из-за чего переправа отлично вписывается в гранитный ансамбль набережной. Тротуар выложен гранитными плитами и отделен от дороги гранитным поребриком. Мост находится чуть выше уровня набережных, поэтому от тротуара в каждую сторону к набережным выложены по десять ступеней.

Конструкция и внешний вид

На этапе проектирования предусматривалось строительство деревянного разводного пролета в центре между каменными пролетами с берегов. Однако для прочности переправу через реку решено было сделать неразводным и полностью каменным.

Более 100 лет Прачечный мост в Спб стоял в первоначальном виде без деформаций и повреждений. Но к началу XX века все же появились первые проблемы – были обнаружены значительные разрушения из-за то, что просели опоры. В 1908 году его осмотрели и в 1909 приняли решение о его реставрации.

Но реализовать проект инженера Ефимьева не удалось, поскольку против него выступила Академия художеств. Руководство Академии ни за что не хотело, чтобы мост кардинально перестраивался, ведь он сохранился таким, каким его наблюдала еще сама Екатерина II Великая. Представители Академии художеств настаивали на том, чтобы жители и гости Санкт-Петербурга могли любоваться переправой именно в таком, неизменном виде.

Но реставрация моста не состоялась не только по причине споров с Академией художеств. На рубеже XIX-XX веков реализация проекта оказалась невозможной сначала из-за финансовых трудностей, затем из-за участия России в Первой мировой войне, а после из-за начавшейся революции. Разрушающаяся переправа стала делом далеко не первой важности – реконструкцию отложили до 1926 года, то есть Прачечный мост простоял без ремонта более 150 лет!

Инженер Б.Д. Васильев взял на себя работу по реставрации сооружения. За основу был использован проект именно Академии художеств, так что с визуальной точки зрения мост абсолютно такой же, как и во времена Екатерины Великой.

Прачечный мост в искусстве и литературе

Трехпролетная гранитная переправа выглядит очень статно и величественно, вписываясь в очаровательную архитектуру этого уголка города. Неудивительно, что писатели и художники отмечали его в своих произведениях.

В 1968 году Иосиф Бродский написал о Прачечном мосте:

На Прачечном мосту, где мы с тобой

уподоблялись стрелкам циферблата

обнявшимся в двенадцать перед тем,

как не на сутки, а навек расстаться,

— сегодня здесь, на Прачечном мосту,

рыбак, страдая комплексом Нарцисса,

таращится, забыв о поплавке,

на зыбкое свое изображенье…

А художник С.Н. Сиделев написал картину одноименную Прачечный мост, на которой он изображен заснеженным и в свете фонарей.

Легенда о Прачечном мосте

А другая легенда говорит о том, что за этими решетками сидели пьяницы, а мост, таким образом, имел статус первого вытрезвителя города.

В действительности же эти отверстия с решетками служили для того, чтобы во время наводнений ослабить давление воды на опоры.

Интересные факты

Интересно, что с 1820 по 1930-е годы мост назывался Прачешный.

Когда переправа через Фонтанку реставрировалась, то с двух сторон устанавливались перемычки, а вода откачивалась.

Мост принадлежит к числу объектов культурного наследия России федерального значения.

Прачечный мост в Санкт-Петербурге – это величественно творение, олицетворяющее начало целой эпохи в строительстве города. Мощные каменные пролеты впечатляют и завораживают.

Прачечный мост в Санкт-Петербурге на карте

Вписанный в ансамбль гранитной набережной, мост переносит в атмосферу Екатерининской эпохи, а вид, открывающийся с него на водные просторы и вековые здания, дарит удивительные эмоции. Всем гостям города стоит посетить этот мост: встретить на нем рассвет, или полюбоваться закатом в месте, где берет начало известная каждому река Фонтанка.