Куда лучше обратиться с травмой колена

Мы продолжаем начатый в предыдущих номерах совместный проект нашей газеты и Московской службы скорой и неотложной медицинской помощи.

Слово – анестезиологу-реаниматологу 18‑й подстанции скорой помощи г. Москвы, травматологу высшей категории, кандидату медицинских наук Сергею Рябцеву.

Теоретически сломать можно все что угодно. Однако в обыденной пешеходной жизни врачи чаще всего имеют дело с травмами ' href='https://aif.ru/infographic/perelomy_kostey_zapyastya_priznaki_i_lechenie'>запястья и лодыжки. Отличить перелом от растяжения и вывиха бывает подчас довольно сложно. И все же некоторые характерные черты у них есть.

Растяжение

При растяжении повреждаются связки суставов (чаще всего – голеностопного), вплоть до их разрыва – полного или частичного.

Характерные признаки: боль в области сустава, отек, а при разрыве связки – гематома. Однако в отличие от перелома движение в поврежденном суставе возможно.

Чем опасно: при растяжении главное – не пропустить разрыва связок, что со временем может привести к тому, что поврежденная связка ослабеет – и нога будет подворачиваться постоянно, что называется, на ровном месте.

Что делать: обеспечить пострадавшей ноге полный покой в течение суток, а лучше трех; чтобы не нарастал отек, как можно быстрее приложить холод на больное место на 15–20 минут (не допустив при этом обморожения пострадавшего участка), повторять холодные примочки по 2–3 раза в день в течение первых двух дней. С третьего дня после травмы можно применять тепловые процедуры (полуспиртовые, водочные компрессы, разогревающие мази); наложить на пострадавший сустав тугую повязку, которую не следует снимать в ближайшие 5–7 дней.

Куда обратиться: в травмопункт или районную в поликлинику.

Вывих

Вывихом называют смещение костей в суставных сочленениях. Чаще всего он сопровождается повреждением, а то и разрывом суставной сумки. Наиболее часто встречаются вывихи плечевого, локтевого, голеностопного суставов.

Характерные признаки: помимо боли и отека характерные признаки вывиха – аномальные движения сустава, смещение костей, составляющих сустав, изменение его нормальной формы.

Чем опасно: если свежий вывих не вправить в ближайшее время после травмы, развивается трудноизлечимый застарелый вывих, который в последующем можно вправить только на операционном столе.

Куда обратиться: в ближайший травмопункт.

Перелом

При переломе происходит полное или частичное нарушение целостности кости при нагрузке, превышающей прочность травмируемого участка. На руках самые уязвимые места – запястье и предплечье. На ногах – лодыжки, кости голени и шейка бедра.

Характерные признаки: открытый перелом виден нево­оруженным глазом. Закрытый выдаст сильная боль (такая, что пострадавшей конечностью невозможно пошевелить), деформация пострадавшего участка кости, быстро нарастающий отек и гематома.

Чем опасно: неправильным сращением или несращением кости конечности, повреждением окружающих мягких тканей, нервных окончаний, инфицированием возникшей на месте открытого перелома раны.

Что делать: с помощью специальной шины, палки, доски, куска фанеры зафиксировать и обездвижить пострадавшую конечность. Если сломаны кости предплечья, обездвиживаются лучезапястный и локтевой суставы. Если пострадала плечевая кость – локтевой и плечевой суставы. При переломе бедренной кости фиксируются тазобедренный и коленный суставы (шина крепится одним концом за туловище по боковой поверхности, другим – за голень и стопу), голени – коленный и голеностопный. Если ничего под рукой нет, поврежденную ногу можно прибинтовать к здоровой, а сломанную руку – к туловищу; к месту перелома приложить холод; при открытом переломе рану обработать антисептиком (йод, зеленка, водка) и наложить стерильную повязку. Загрязненную рану предварительно обработать перекисью водорода.

— Как столичная травматологическая служба поменялась в последние годы?

— У нас за последние годы произошел даже не скачок, а большой прыжок. Я в московских больницах работаю 41 год, и мне есть с чем сравнивать. Если посмотреть на то, что у нас есть сейчас, и на то, что когда-то было, — это несравнимые вещи. Когда в 1991 году я возвращался с форума Международного общества травматологов и ортопедов в Давосе (а это травматологическая Мекка, травматологи и ортопеды со всего мира съезжаются туда учиться), я чуть не плакал. Мне было так обидно, что мы еще неизвестно когда до этого всего дойдем. Я себе представить не мог, что пройдет 10–15 лет, и мы, российские врачи, начнем читать лекции в Давосе.

У нас роскошное оснащение, и шаг за шагом мы выходим на количество операций, принятое в других странах

На прошлой неделе у нас прошел курс, который раньше проводили только в Давосе, а теперь он проходит и в России. В нем участвовали и венгры, и голландцы. И если в 1990-х годах у нас на курсе было 80 процентов иностранных преподавателей и 20 процентов из России, то теперь — наоборот, потому что наш уровень очень поднялся.

Сейчас у нас роскошное оснащение, шаг за шагом мы выходим на количество операций, которое принято в других странах. Когда я начинаю рассказывать, что у нас за государственный счет ставят протезы, пластинки или стержни такого класса, наши коллеги за границей удивляются.

Мы думать не думали, например, что у нас будет столько качественных стоек для артроскопии, такое количество компьютерных томографий (КТ) и магнитно-резонансных томографий (МРТ). Когда мы в Москве говорим, что доктор назначил КТ или МРТ и оно будет сделано через четыре-пять дней, потому что нет спешки и можно распределить больных так, чтобы было удобно всем, это правда. У меня есть приятель в Лос-Анджелесе, у которого проблема с коленом. Он состоятельный человек с хорошей страховкой, но ему приходится ждать приема ортопеда три недели, еще три недели — КТ или МРТ.

— Как сейчас в Москве работает система реабилитации после травм?

— Как у нас раньше было? Пациент лежал в отделении, допустим, 14 дней до снятия швов. Если честно, с третьего дня ему хирург не нужен был. А хирургу приходилось учить больного ходить, заниматься с ним лечебной физкультурой, вместо того чтобы идти в операционную.

Теперь мы делаем по-другому. Больных прооперировали, на четвертый-пятый день их переводят в отделение реабилитации, где они проводят все те же 14 дней после операции. Но эти две недели ими занимаются специалисты по лечебной физкультуре, массажисты, физиотерапевты. И в результате в травматолого-ортопедическом отделении больные находятся не 14 дней, а пять. Это значит, что мы можем в три раза больше операций провести.

— Город предлагает мониторить нагрузку врачей, чтобы избавить их от хронических переработок. Что, на ваш взгляд, можно сделать, чтобы у доктора не было избыточной нагрузки?

— Можно сделать так, чтобы у врача была рациональная нагрузка. Каждый должен заниматься своим делом: хирург — оперировать, а реабилитолог — реабилитировать. Когда будет создана логистика управления и оснащения, тогда врачам будет легче.

Формирование госпитальных информационных систем сильно разгрузит нас. Сейчас город развивает систему информатизации здравоохранения. И когда появится городская база всех радиографических снимков, к которой можно обратиться за две минуты, а не бежать в офис организационно-методического отдела включать негатоскоп, конечно, доктору будет легче. Такая система создается.

Зарплаты выросли не только у врачей, но и у медсестер

Более рациональная система управления подразумевает и высокую зарплату. А московские зарплаты реально начали расти. И сегодня они совершенно не сравнимы с зарплатами не только региональных, но и федеральных учреждений. Часть докторов у нас получают зарплату из системы ВМП (высокотехнологичная медицинская помощь. — Прим. mos.ru), часть — за счет тех пациентов, которые обращаются за платными услугами. Причем зарплаты выросли не только у врачей, они и у медсестер увеличиваются. Зарплата операционных сестер приближается к 60–70 тысячам рублей в месяц. Поэтому все очень неплохо, с моей точки зрения.

У нас доктора не уходят почти. Травматологи, ортопеды — чрезвычайно востребованные специалисты. Люди месяцами, иногда годами ищут места. Я много видел хирургов, которые пришли в травматологию, но не видел ни одного травматолога, который бы ушел из травматологии-ортопедии в хирургию.

Московский врач должен знать, как устроена система здравоохранения в целом

Московский врач должен знать, есть ли у его пациента еще какие-то другие заболевания, понимать, как решить проблему с этим заболеванием совместно с иным специалистом. Обязан уметь общаться и находить доступ к мозгу и сердцу всех жителей мегаполиса.

Тестирование — это только первый этап. Потом врачи сдавали практическую часть, то есть им надо было на муляжах показать, как правильно выполнять то или иное действие или операцию по своей специальности. Потом — собеседование. Все этапы прошли 17 процентов врачей.

— Клинической базой кафедры общей и специализированной хирургии факультета фундаментальной медицины МГУ имени М.В. Ломоносова, которой вы заведуете, являются в том числе и отделения больницы № 29 имени Н.Э. Баумана. В ней создают неформальный центр хирургии верхней конечности. Почему он появляется именно в этом учреждении?

— Нельзя быть хорошим доктором во всем. Есть операции, к которым у тебя большая склонность. Например, мы выяснили, что в больнице имени С.С. Юдина есть люди, которые блестяще проводят сложные операции на стопах. Нельзя все больницы сделать ориентированными на стопу, но почему бы не сделать такую, которая стала бы экспертной?

То есть мы не станем для каждой из больниц покупать дорогостоящее оборудование, которое будет использоваться раз в году. Мы лучше соберем больных там, где есть хорошо наученные врачи-эксперты, доктора, правильное оснащение, и все это будет высококлассным. Неформальный центр стопы в больнице имени С.С. Юдина, куда мы направляем наиболее сложных больных, проводит 400 высокотехнологичных операций в год только на стопе.

Вот такой же центр хирургии верхней конечности мы создаем в больнице № 29 имени Н.Э. Баумана. В этой больнице есть отделение хирургии кисти. Пусть здесь врачи занимаются повреждениями и заболеваниями этой относительно небольшой области, но они будут в этом лучшими.

А рядом расположенное травматолого-ортопедическое отделение будет заниматься предплечьем, плечом, локтем. В центре будут применяться все самые современные технологии — от артроскопии и эндопротезирования до микрохирургии. А если поступит больной с каким-либо осложнением, помощь ему можно будет оказать в отделении гнойной хирургии, имеющем специализированный опыт работы именно с верхней конечностью.

В нашей профессии я почти не знаю операций, которые мы не могли бы сделать

— Смогут ли в ГКБ № 29 выполнять операции, которые раньше делали только за границей?

— Новое оборудование, которое получит больница, позволит сократить сроки пребывания в больнице?

— Безусловно, эти сроки сокращают новые технологии. Кто сейчас будет оперировать коленный сустав без артроскопии? Сейчас уже существуют комплексы для артроскопии и лучезапястного, и плечевого, и локтевого суставов. Кто 10 лет назад думал, что перелом лучевой кости в типичном месте нужно оперировать? Классическая схема — это 8–10 недель в гипсовой повязке, потом реабилитация. А мы сейчас такие переломы оперируем. Например, мой приятель получил перелом дистального метаэпифиза лучевой кости. Мы его прооперировали, и он сам стал проводить операции уже на шестой день после нашего вмешательства.

Никто не хочет долго лежать в больнице, поэтому в московских клиниках созданы стационары кратковременного пребывания, чтобы пациент мог находиться в больнице буквально один день.

История больницы № 29 имени Н.Э. Баумана началась в 1864 году с небольшой общины сестер милосердия. Сегодня это современная многопрофильная высокотехнологичная клиника, где в год лечат больше 30 тысяч пациентов

— У вас есть несколько патентов на изобретения. Что это за работы?

— Их, по-моему, 11. Я горжусь тем, что моя первая печатная работа была авторским свидетельством. То есть я не статью успел написать, а получил авторское свидетельство на способ диагностики забрюшинной гематомы у больных с переломами таза, основанный на степени смещения мочевого пузыря.

— Вы врач в пятом поколении, профессор и хирург — в четвертом. Вы сразу решили идти в эту профессию?

— Я оканчивал химико-математическую школу, поэтому у меня были какие-то сомнения, но довольно быстро они развеялись.

— Почему именно травматология?

— С одной стороны, если следовать почти официальной версии, мой дед (профессор Яков Григорьевич Дубров. — Прим. mos.ru.) — один из создателей этой специальности, отец (профессор Эрик Яковлевич Дубров. — Прим. mos.ru.) докторскую защищал как травматолог-ортопед. С другой стороны, темперамент. Я всю жизнь шутил: сделав операцию на органах брюшной полости, потом всю жизнь можете мучиться неизвестностью: чем все это закончится. А здесь все проще: ты сшил сухожилия и видишь, что пациент на следующий день после операции может двигать пальцем.

Но это шутки, а на самом деле в этой работе много разнообразия. Я всю жизнь интересовался сочетанной травмой. И травмы, и пациенты разные. Нам удалось выстроить систему помощи больным, которые одновременно нуждаются в знаниях нейрохирургов, хирургов, травматологов-ортопедов, терапевтов. И нередко травматолог-ортопед должен стоять во главе этой команды.