И вот навьючив на верблюжий горб

Есть такие рисунки-тесты: на листе только белое и черное, и каждое — сплошным пятном. Бросишь первый взгляд: белый профиль прекрасной дамы. А вглядишься, сощурив глаза, — да и вовсе не дама! — черным пятном отчетливо проступают очертания разрушенного замка…

Тополь растет перед входом в зеленый двор. В углу двора виден колодец, возле него суетятся утки; дворник возится с голубями. А вон там горничная с экономкой — они вытащили из дома старые кованые сундуки, перетряхивают барские наряды, укладывают зимние вещи.

Из окон дома слышны звуки рояля; нудные гаммы разыгрываются явно детскими руками. Потом наступает недолгая тишина, внезапно прорываемая бурей шопеновского этюда. Ну, это уж за роялем не дети — такая энергия звука, такая страсть в каждом аккорде!

Вскоре хлопает полосатая парадная дверь, и две девочки в легких пальтишках и матросских беретах выходят на прогулку, сопровождаемые бонной. Их маршрут привычен: по тихому переулку они направляются к Никитским воротам, потом поворачивают налево по Тверскому бульвару. Туда, где вдали черной застывшей фигурой виднеется памятник с вечно наклоненной головой. Иногда они поворачивают к Патриаршим прудам. Изредка их обгоняет пролетка, за чьим-то забором громко раскудахтались куры, запах борща и жареных пирожков вдруг пахнёт из открывшейся двери трактира. Шарманщик на перекрестке крутит свою шарманку.

Но вот все звуки заглушает колокольный звон. Звонят сразу во всех церквах, справа и слева, они тут на каждом шагу.



Полдень в Москве. Весна. 1902 год.

Скоро Пасха. А значит, недалеко и до лета. Девочкам осталось немножко потерпеть — и в Тарусу! В рай ее просторов, зеленых холмов и спусков, серебрящейся под солнцем Оки, ночных побегов через окно, когда все заснут на даче; в рай костров, разожженных на поляне, и страшных историй, рассказываемых при отблесках огня в плотно обступившем мраке. А лазанье по деревьям! Нарядные праздники у Добротворских… А сочные красные ягоды в лукошках, которые приносят загадочные молодухи-хлыстовки!

Пока же старшей из девочек — домашние ее зовут то Мусей, то Марусей — еще нет десяти лет. Румяная большелобая толстушка не слишком улыбчива, и прислуга побаивается ее гневных вспышек. Может и башмаком запустить, и ногой оттолкнуть, не раздумывая. Семилетняя Ася обожает старшую сестру и старается подражать ей во всем.

Как всегда на прогулке, младшая болтает без умолку. Но старшая сегодня молчалива. В очередной раз ей досталось от матери — и обида острой болью захлестывает самолюбивое сердечко. Боль тем сильнее, что строгую, вспыльчивую и не слишком-то ласковую мать обе девочки боготворят. Боль и обида вспыхивают не впервые, но привыкнуть к ним Муся не может. Не сможет и забыть.

Об этих своих детских горестях спустя три десятка лет она расскажет в автобиографической прозе.

«Круглый стол. Семейный круг. На синем сервизном блюде воскресные пирожки от Бартельса. По одному на каждого.

Хочу безе и беру эклер. Смущенная яснозрящим взглядом матери, опускаю глаза и совсем проваливаю их, при:

— Куда — туда? — Смеются: мать (торжествующе: не выйдет из меня поэта!), отец (добродушно), репетитор брата, студент-уралец (го-го-го!), смеется на два года старший брат (вслед за репетитором) и на два года младшая сестра (вслед за матерью); не смеется только старшая сестра, семнадцатилетняя институтка Валерия — в пику мачехе (моей матери). А я — я, красная, как пион, оглушенная и ослепленная ударившей и забившейся в висках кровью, сквозь закипающие, еще не проливающиеся слезы — сначала молчу, потом — ору:

В сказках у доброго отца часто злая жена, откуда и проистекают все беды детей. Нет, тут было не так. Отец в этой семье был замечательный — мягкий, добродушный умница и неутомимый труженик, и мать — разносторонне талантливая поклонница благородных королей и героев. И вот ведь — смеются! О, какая ранящая сила у такого смеха! Как глубоко в сердце зеленоглазой Муси входит это лезвие пренебрежения. Куда гуманнее было бы выпороть дитя ремнем, по старинке. Но ведь не за что. И старшие это, конечно, понимают. Понимают — но весело смеются над самой сокровенной тайной застенчивой девочки. Милым, добрым, умным взрослым не приходит в голову, как непереносима ее боль: все чувства у этого ребенка с рождения предельно, почти болезненно обострены. Это беда, с которой всегда трудно жить, но в ней же — и почва, и зерно, из которого прорастут в будущем ни с чем не сравнимые плоды.

Сравним два стихотворения Арсения Тарковского.


На длинных нерусских ногах
С тоит, улыбаясь некстати,
А шерсть у него на боках,
Как вата в столетнем халате.

Должно быть, молясь на восток,
Кочевники перемудрили,
В подшерсток втирали песок
И ржавой колючкой кормили.

Горбатую царскую плоть,
Престол нищеты и терпенья,
Нещедрый пустынник-Господь
С лепил из отходов творенья.

И в ноздри вложили замок,
А в душу – печаль и величье,
И, верно, с тех пор погремок
Н а шее болтается птичьей.

По Черным и Красным пескам,
По дикому зною бродяжил,
К чужим пристрастился тюкам,
Копейки под старость не нажил.

Привыкла верблюжья душа
К пустыне, тюкам и побоям.
А все-таки жизнь хороша,
И мы в ней чего-нибудь стоим.

Жил на свете рыцарь бедный…

Эту книгу мне когда-то
В коридоре Госиздата
Подарил один поэт;
Книга порвана, измята,
И в живых поэта нет.

Говорили, что в обличье
У поэта нечто птичье
И египетское есть;
Было нищее величье
И задерганная честь.

Как боялся он пространства
Коридоров! Постоянства
Кредиторов! Он как дар
В диком приступе жеманства
Принимал свой гонорар.

Так елозит по экрану
С реверансами, как спьяну,
Старый клоун в котелке
И, как трезвый, прячет рану
Под жилеткой на пике.

Оперенный рифмой парной,
Кончен подвиг календарный, –
Добрый путь тебе, прощай!
Здравствуй, праздник гонорарный,
Черный белый каравай!

Гнутым словом забавлялся,
Птичьим клювом улыбался,
Встречных с лету брал в зажим,
Одиночества боялся
И стихи читал чужим.

Так и надо жить поэту.
Я и сам сную по свету,
Одиночества боюсь,
В сотый раз за книгу эту
В одиночестве берусь.

Там в стихах пейзажей мало,
Только бестолочь вокзала
И театра кутерьма,
Только люди как попало,
Рынок, очередь, тюрьма.

Жизнь, должно быть, наболтала,
Наплела судьба сама.

И вот, навьючив на верблюжий горб,
На добрый – стопудовую заботу,
Отправимся – верблюд смирен и горд –
Справлять неисправимую работу.

Под темной тяжестью верблюжьих тел –
Мечтать о Ниле, радоваться луже,
Как господин и как Господь велел –
Нести свой крест по-божьи , по-верблюжьи .

И будут в зареве пустынных зорь
Горбы – болеть, купцы – гадать: откуда,
Какая это вдруг напала хворь
Н а доброго, покорного верблюда?

Но, ни единым взглядом не моля,
Вперед, вперед, с сожженными губами,
Пока Обетованная земля
Большим горбом не встанет над горбами.

2) Лиснянская И.Л. Хвастунья. Воспоминательная проза. – М., 2006. – С. 359.

3) Там же. – С. 359.

4) Горнунг Л.В. Немного воспоминаний об Осипе Мандельштаме. По дневниковым записям // Жизнь и творчество О.Э.Мандельштама. – Воронеж, 1990. – С. 31.

5) Мкртчян Л. Так и надо жить поэту …. ( Воспоминания об А. Тарковском) // Вопросы литературы, 1998, № 1. – С. 319.

7) Ахматова А. Сочинения. Т. 2. – М., 1990. – С. 221.

8) См. об этом: Синельников М. Там, где сочиняют сны // Знамя, 2002, № 7. – С. 151–159.

9) Записные книжки Анны Ахматовой (1958–1966). – М. – Torino , 1996. – С. 260, 266, 272, 304.

10) Черных В.А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. 1889–1966. – М., 2008. – С. 585, 590, 592, 621.

11) Чуковская Л.Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Т. 2. – М., 1997. – С. 545.

12) Ахматова А. Сочинения. Т. 2. – М., 1990. – С. 218.

13) Чуковская Л.Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Т. 3. – М., 1997. – С. 229.

14) Пунктир (интервью Марине Аристовой) // Тарковский А.А. Собр. соч. Т. 2. – М., 1991. – С. 243–244.

16) Ахматова А. Сочинения. Т. 2. – М., 1990. – С. 212.

17) Там же. – С. 219.

18) Там же. – С. 212.

19) Там же. – С. 219–220.

21) Комм. М.Л. Гаспарова в изд : Мандельштам Осип. Стихотворения и проза. – М., 2001. – С. 813.

23) Осьмеркина-Гальперина Е. Мои встречи (фрагменты) // Осип Мандельштам и его время. – М., 1995. – С. 314.

28) Мандельштам Н. Собр. соч. Т. 2. – Екатеринбург, 2014. – С. 673.

29) Об этом см .: Липкин С. Трагизм без крика: Сегодня Арсению Тарковскому исполнилось бы 90 лет // Литературная газета, 1997, 25 июня.

30) Мандельштам Н. Собр. соч. Т. 2. – С. 752 (ср.: Нерлер П. Мандельштам и Армения // НГ ExLibris , 2014, 27 ноября).

31) Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Т. 2. – М., 1997. – С. 431.

32) Г.В. Глекин об Арсении Тарковском. (Из дневниковых записей 1959–1989 годов) / Вступ. ст. и публ . Н. Гончаровой // Вопросы литературы, 2001, № 5. – С. 373.

33) Ратгауз Г. Как феникс из пепла. Беседа с Анной Андреевной Ахматовой // Знамя, 2001, № 2. – С. 156.

36) Пунктир (интервью Марине Аристовой) // Тарковский А.А. Собр. соч. Т. 2. – М., 1991. – С. 242.

37) Тарковский А.А. (середина 1970-х) // Там же. – С. 228.

39) Пунктир (интервью Марине Аристовой) // Тарковский А.А. Собр. соч. Т. 2. – М., 1991 – С. 243.

41) См. письмо Цветаевой А.С. Штейгеру от 7 сентября 1936 года // Цветаева Марина. Собр. соч. Т. 7. – М., 1995. – С. 602.

42) Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Ницше Фридрих. Соч. Т. 2. – М., 1990. – С. 18.

43) Пунктир (интервью Марине Аристовой) // Тарковский А.А. Собр. соч. Т. 2. – М., 1991. – С. 241.

44) Цветаева М. Собр. соч. Т. 4. – М., 1994. – С. 144, 148.

45) Катаев В. Встреча Мандельштама с Маяковским // Осип Мандельштам и его время. – М., 1995. – С. 274.

46) Мандельштам Н. Воспоминания. – М., 1999. – С. 335.

48) Там же. – С. 437–444.

49) Милашевский В.А. Мандельштам // Филологические записки. Вестник литературоведения и языкознания. Вып.2. – Воронеж, 1994. – С. 94.

50) Цветаева М. Собр. соч. Т. 4. – М., 1994. – С. 283, 285, 287.

51) Пунктир (интервью Марине Аристовой) // Тарковский А.А. Собр. соч. Т. 2. – М., 1991. – С. 243.

52) Мандельштам О. Полн. собр. соч. и писем. Летопись жизни и творчества. – М., 2014. – С. 104.


Анекдот:
Бежит заяц по лесу и натыкается на медведя:
— Ты чего, ушастый, обалдел совсем, куда так несешься?
— Да вон там верблюдов кастрируют.
— Ну, а тебе чего?
— Ага, поймают — поди, доказывай, что ты не верблюд!

Анекдот:
Попали в КПЗ Чебурашка и Гена. Открывается дверь, и в камеру заносят пьяного верблюда.
— Ой, Гена, сейчас нас бить будут.
— С чего это ты взял?
— Смотри, как лошадь изуродовали.

Уважительное отношение азиатских народов к верблюдам вполне понятно. Можно без преувеличения сказать, что одомашнивание этих животных (а оно произошло около 2 тыс. лет до н.э.) коренным образом изменило историю человеческой цивилизации.
Египетская пирамида
Фото: Edwardwexler; wikipedia.org

Благодаря их потрясающей способности переносить жару и отсутствие воды, завидной выносливости и грузоподъёмности, люди смогли освоить самые засушливые уголки Азии и Африки, а также проложить торговые пути через пустыни, связавшие Дальний и Ближний Восток. Недаром золотой верблюд красуется на гербе южно-уральского Челябинска, который был одним из узловых торговых центров России.

Герб Челябинска
Фото: Fred the Oyster; wikipedia.org

В одной из казахских сказок верблюд воплощает в себе все качества 12 животных восточного гороскопа:

Противоречивая натура верблюда отразилась и в его символической ипостаси. В одном случае он может олицетворять спесь, гордыню, упрямство, лень, непослушание. В другом, напротив, служить примером смирения (преклоняет колени), упорства, терпения, умеренности и трудолюбия. Но лучше дадим слово поэтам:

Саади, персидский поэт XIII в.:

У цели хочешь быть — спешить не надо,
Неторопливо совершай поход;
Арабский конь летит лишь два фарсанга,
Верблюд неспешный день и ночь идет.

М. Цветаева:

И вот, навьючив на верблюжий горб,
На добрый — стопудовую заботу,
Отправимся — верблюд смирен и горд —
Справлять неисправимую работу.

Под темной тяжестью верблюжьих тел —Мечтать о Ниле, радоваться луже,
Как господин и как Господь велел
—Нести свой крест по-божьи, по-верблюжьи.

И будут в зареве пустынных зорь
Горбы — болеть, купцы — гадать: откуда,
Какая это вдруг напала хворь
На доброго, покорного верблюда?

Но, ни единым взглядом не моля,
Вперед, вперед, с сожженными губами,
Пока Обетованная земля
Большим горбом не встанет над горбами.

Арсений Тарковский:

На длинных нерусских ногах
Стоит, улыбаясь некстати,
А шерсть у него на боках
Как вата в столетнем халате.

Должно быть, молясь на восток,
Кочевники перемудрили,
В подшерсток втирали песок
И ржавой колючкой кормили.

Горбатую царскую плоть,
Престол нищеты и терпенья,
Нещедрый пустынник-господь
Слепил из отходов творенья.

И в ноздри вложили замок,
А в душу — печаль и величье,
И верно, с тех пор погремок
На шее болтается птичьей.

По Черным и Красным пескам,
По дикому зною бродяжил,
К чужим пристрастился тюкам,
Копейки под старость не нажил.

Привыкла верблюжья душа
К пустыне, тюкам и побоям.
А всё-таки жизнь хороша,
И мы в ней чего-нибудь стоим.

Сайт Курия Сергея Ивановича


Почему верблюд столь надменен

Так или иначе, сравнение с верблюдом европейцам явно было не по душе. Ничего красивого в горбатом животном с надменно-глуповатой мордой они не находили.


Анекдот:
Попали в КПЗ Чебурашка и Гена. Открывается дверь, и в камеру заносят пьяного верблюда.
— Ой, Гена, сейчас нас бить будут.
— С чего это ты взял?
— Смотри, как лошадь изуродовали.




Уважительное отношение азиатских народов к верблюдам вполне понятно. Можно без преувеличения сказать, что одомашнивание этих животных (а оно произошло около 2 тыс. лет до н.э.) коренным образом изменило историю человеческой цивилизации.



Наскальные изображения верблюдов на юге Израиля.

Благодаря их потрясающей способности переносить жару и отсутствие воды, завидной выносливости и грузоподъёмности, люди смогли освоить самые засушливые уголки Азии и Африки, а также проложить торговые пути через пустыни, связавшие Дальний и Ближний Восток. Недаром золотой верблюд красуется на гербе южноуральского Челябинска, который был одним из узловых торговых центров России.



Герб Челябинска.


Да что там говорить, если сам пророк Мухаммед души не чаял в своих верблюдах и строго осуждал тех, кто плохо заботится о своих питомцах. Известно, что в день завоевания Мекки посланник Аллаха восседал верхом на красной верблюдице по имени Касва.
Более того — по одному из преданий Мухаммед открыл людям 99 имён Бога, но сотое прошептал на ухо лишь своему любимому верблюду. Говорят, что именно отсюда у животного такой надменный напыщенный вид.


В одной из казахских сказок верблюд воплощает в себе все качества 12 животных восточного гороскопа:

“Разве не похожи уши верблюда на мышьи, губы – на заячьи, подошвы – на коровьи, грудь – на барсову, шея – на змеиную, шерсть на коленях – на лошадиную гриву, хребет – на бараний, бока – на мартышкины, хохолок на макушке – на куриный, ляжки – на собачьи, хвост – на свиной”.




Противоречивая натура верблюда отразилась и в его символической ипостаси. В одном случае он может олицетворять спесь, гордыню, упрямство, лень, непослушание. В другом, напротив, служить примером смирения (преклоняет колени), упорства, терпения, умеренности и трудолюбия. Но лучше дадим слово поэтам:

Саади, персидский поэт XIII в.:

У цели хочешь быть – спешить не надо,
Неторопливо совершай поход;
Арабский конь летит лишь два фарсанга,
Верблюд неспешный день и ночь идет.


И вот, навьючив на верблюжий горб,
На добрый — стопудовую заботу,
Отправимся — верблюд смирен и горд —
Справлять неисправимую работу.

Под темной тяжестью верблюжьих тел —
Мечтать о Ниле, радоваться луже,
Как господин и как Господь велел —
Нести свой крест по-божьи, по-верблюжьи.

И будут в зареве пустынных зорь
Горбы — болеть, купцы — гадать: откуда,
Какая это вдруг напала хворь
На доброго, покорного верблюда?

Но, ни единым взглядом не моля,
Вперед, вперед, с сожженными губами,
Пока Обетованная земля
Большим горбом не встанет над горбами.


На длинных нерусских ногах
Стоит, улыбаясь некстати,
А шерсть у него на боках
Как вата в столетнем халате.

Должно быть, молясь на восток,
Кочевники перемудрили,
В подшерсток втирали песок
И ржавой колючкой кормили.

Горбатую царскую плоть,
Престол нищеты и терпенья,
Нещедрый пустынник-господь
Слепил из отходов творенья.

И в ноздри вложили замок,
А в душу — печаль и величье,
И верно, с тех пор погремок
На шее болтается птичьей.

По Черным и Красным пескам,
По дикому зною бродяжил,
К чужим пристрастился тюкам,
Копейки под старость не нажил.

Привыкла верблюжья душа
К пустыне, тюкам и побоям.
А всё-таки жизнь хороша,
И мы в ней чего-нибудь стоим.

Дромадеры, бактрианы и нары


Одногорбый верблюд — он же дромадер или дромедар — распространён в Северной Африке и по всему Ближнему Востоку — от Аравии вплоть до Индии и Туркестана. В XIX веке это полезное животное завезли даже в Северную Америку и Австралию — для освоения пустынных районов. Когда же дромадеры остались без работы, то часть из них одичала. Не знаю, как в Америке, а вот в Австралии до сих пор можно встретить стада таких дикарей в западных пустынях.



Дромадер.

Двугорбый верблюд — бактриан — обитает в основном в Центральной Азии, где климат суровее, а перепады температур могут составлять от +40 градусов днём до -40 — ночью. В своё время двугорбые верблюды даже таскали грузы на приисках Якутии. Поэтому, от дромадеров, они отличаются не только числом горбов, но и более густой и тёмной шерстью.
Дромедар гораздо выносливее в жарком климате и имеет более длинные ноги, зато бактриан — крупнее (его высота более 2 метров).



Бактриан.

Слухи о диких бактрианах ходили издавна, но фактические доказательства его существования учёные получили только в 1877 году. Добыл их знаменитый русский путешественник — Николай Михайлович Пржвальский — во время экспедиции в район монгольского озера Лобнор. Тогда охотники сумели раздобыть ему целых 4 шкуры дикого хавтагая (как зовут этого верблюда монголы).



Памятник Пржевальскому в Александровском саду.

Как ни странно, но после открытия Пржвальского дикие бактрианы снова пропали из поля зрения учёных. Только в 1943 году русский зоолог Андрей Григорьевич Банников обнаружил в пустыне Гоби целое стадо этих животных. Считается, что сегодня в тех же районах Монголии живёт от 500 до 800 особей хавтагаев.




Нар.

Верблюды ездовые и боевые




Иностранец на верблюде. Статуэтка времен китайской династии Тан.



О страхе лошадей перед верблюдами до этого упоминал и другой греческий историк — Геродот:


Зато, как тягловая сила — терпеливая и неприхотливая — верблюд использовался в войнах не раз. На нём перевозили пехоту, фураж и оружие.



Верблюды тянут орудие во время похода русской армии в Хивинское ханство (1839—1840).



Имперский верблюжий корпус Британии во время Первой мировой войны.



Османский верблюжий корпус времен Первой Мировой войны.



Памятник Мишке и Машке в Актюбинске.

Впрочем, и сегодня верблюды иногда возят людей с оружием. Обычно это полицейские отряды и вооружённые миссии ООН, которые патрулируют пустынные тропические районы.



Миротворческая миссия ООН патрулирует Эритрею.



НОГИ

Уже длинные ноги этого животного уникальны. Недаром многие учёные решили, что среди парнокопытных ему не место и выделили верблюдов (а также родственных лам) в отдельный отряд — мозоленогие. Хотя бы потому, что копыт у мозоленогих нет — их двупалые конечности украшают кривые и очень тупые когти. Поэтому при ходьбе верблюды опираются не на кончики пальцев, как копытные, а на все фаланги. А, чтобы верблюжья ступня не проваливалась в раскалённый песок и не обжигалась, её нижняя поверхность защищена упругой мозолистой подушкой.


Мозолями защищены также колени и грудь верблюда — на тот случай, если он решит прилечь отдохнуть.

ГЛАЗА

Крупные выпуклые чёрные глаза с густыми ресницами тоже даны верблюду не зря. У него чрезвычайно острое зрение, позволяющее заметить движущегося человека на расстоянии километра. Ну, а ресницы предохраняют глаза во время песчаных бурь.

НОС

Чтобы тот же летящий песок не попал в нос, ноздри верблюда могут плотно смыкаться. А носовая полость обладает двумя замечательными качествами. Во-первых, она умеет адсорбировать выдыхаемый водяной пар и возвращать его обратно в организм. Во-вторых, верблюд способен учуять воду или свежее пастбище за 40-60 км.


РОТ


ПИЩЕВАРИТЕЛЬНАЯ и МОЧЕВЫДЕЛИТЕЛЬНАЯ СИСТЕМЫ

Зато кишечник верблюда имеет специальные клетки, которые способны поглощать всю поступающую в организм воду. Из-за этого фекалии верблюда настолько сухие, что бедуин сразу может топить ими печку.
Под стать фекалиям и верблюжья моча — густая, как сироп, и практически лишённая мочевины. Дело в том, что почки верблюда не только предельно всасывают воду, но ещё и вторично перерабатывают мочу, поглощая из неё азот — ценный материал для синтеза белка.

ПОТООТДЕЛЕНИЕ и ТЕМПЕРАТУРА ТЕЛА


КРОВЬ

Если человек лишится хотя бы 12%, находящейся в организме жидкости, его ждёт неминуемая смерть. При таком обезвоживании кровь сильно густеет и перестаёт должным образом переносить кислород. А вот верблюд остаётся жив и при потере 25%, потому что у него влага из организма уходит неравномерно. Первой её теряют ткани тела, поэтому кровь не густеет очень долгое время. Недаром животное может напоминать высохший скелет, но при этом быть на ходу.
Кровь мозоленогих вообще не имеет аналогов среди млекопитающих. Если у остальных братьев по классу, красные кровяные тельца — эритроциты — имеют форму вогнутого диска, то у верблюдов они овальные, как дыня. Дело в том, что воды в верблюжьей крови накапливается много, и такая форма эритроцитов помогает им не лопнуть от т.н. осмотического давления.

ГОРБЫ


Но, в первую очередь, горбы — это резервуар питательных веществ — в условиях пустыни просто необходимый. Долгое время учёные полагали, что именно окисление этого жира снабжает организм верблюда дополнительным количеством влаги (из 100 граммов жира образуется 107 граммов воды). Но постепенно возникли вопросы. Дело в том, что процесс окисления требует большого количества кислорода — т.е. учащённого дыхания, при котором теряется всё та же вода. Поэтому предполагают, что главные запасы воды верблюд концентрирует в тканях тела (желудок явно не может хранить те 10 вёдер, которые животное так лихо выпивает).
Конечно, в условиях отсутствия воды и пищи, жир тоже идёт в дело — недаром горбы оголодавшего верблюда худеют и начинают свисать.



Судя по горбам, этот верблюд ещё полон сил.

Как видите, к жизни в пустыне это животное экипирован более, чем достаточно. А вот влажный воздух верблюды переносят неважно, поэтому в Европе их полноценно так и не акклиматизировали. Самое известное европейское верблюжье стадо завёл в XVII веке герцог Медичи. Стадо содержалось в окрестностях Пизы и просуществовало вплоть до Второй Мировой войны.

Читайте также:

Пожалуйста, не занимайтесь самолечением!
При симпотмах заболевания - обратитесь к врачу.