Деньги есть иван иваныч денег нет горбатый

Наконец-то очнулся я вроде!
Столько лет был у комы в тисках!
Вот проснулся, опять - Мавроди.
Быть не может!! Да как же так?

Ладно, Бог с ним, С него возьмется.
Где ж ты милая мне жена?
Только фотка со стен смеется
Где ж ты прячешься-то сама?

В магазине ты что ль? У подруги?
Подожду, что решают часы?
А пока разомну я руки
Не державшие долго косы

Но жены больше нет, сказали
Где же милая? Что за беда?
Не ответили. убежали
Сам допрёшь, если не Балда.

Я допёр, горевал, не скрою
Но забилось вновь сердце моё!
Знаешь, милая. Черт с тобою
Барахло забрала своё

И иди, раз такое дело
Где капуста, там и коза
- В дефиците ли ныне тело?
- Вот шальной! В дефиците глаза!

Я не знаю, что лучше, что хуже,
Разберемся! Какие дела?
Тосковал я впотьмах-то дюже
Ни одна мне впотьмах не дала

Ну теперь-то я хоть и не в теме
Ничего, как-нибудь разберусь
Чую силу в своем я теле
Для начала пожалуй нажрусь!

Неужели опять на свободе?
И опять возымел свой дух!
Не совсем одряхлел я вроде
Дайте бабу мне! Или двух!

Стосковался я в коме по ласкам
Заплатил бы, да было б чем!
Ныне верят красивым сказкам?
Их придумывал я зачем?

Нет? Не верят? В корзину сказки!
Что в цене ныне? Я ж проспал.
Налетай на меня, Златовласки!
Впереди чумовой карнавал!

Посмеялись и разбежались.
Друг молчит, будто слеп и нем
Что ж вы все тут совсем засрались?
Расскажите, живете чем?

Да какие еще проблемы?
Да какие кредиты, ****ь?
Я никак не осмыслю темы!
На пузырь можно просто ж занять!

Посмеялись и разбежались.
Обозвали еще мудаком.
Нахрена ж вы такие сдались?
Отвалите! Других найдем!

Я ж по совести! Я же открыто!
Я ж на радостях, что живой!
Заведу я своё корыто,
Прокачусь, полюбуюсь Москвой!

Красотища! Москва гуляет!
Это дело как раз для меня
Слёз Москва, как известно, не знает,
Но зато еще помнит меня!

Как не помнит? Да я ж бродяга,
Тот еще, я известен всем!
Твиттер? В тренде? Что за бодяга?
Охренели вы тут совсем?

Хватит строить такие рожи,
Как у членов политбюро!
Не глумитесь, ****ь, не похоже!
Депутаты не ездят в метро!

Что случилось, какие лайки?
Вы о чем? Что за бред, что хрень?
Я про жизнь, а они про собаки.
Иль какую еще дребедень.

Помогите же мне прижиться,
Пораспрашивать бы кого
Был я вынужден отлучиться
Лет на десять, или окол того.

Посмеялись и вновь сгустились
Брови в ломках серьезных дум
Как же быстро вы все изменились!
И во что превратили ГУМ.

Слава богу хоть Ленин на месте!
Слышишь, лысый, пора вставать!
Прошвырнемся давай-ка вместе
Надо Родину, бля, спасать!

В Елесеевском гастрономе
Был я ныне. такой бардак!
Ты ведь тоже, как я был в коме?
Значит тоже, как я, мудак?

Не любил я тебя, признаюсь
Но теперь мы с тобой заодно
Ты прости меня, я ж покаюсь,
Ну, не полное ж я говно

Не пойдешь? Ты хорош, Ульянов!
Ты же можешь, ну раньше ж мог!
Раскулачивать время баранов!
Вновь согнули народы в рог!

Пролетариев обманули.
На витринах сплошное ню!
Только, дед, мы с тобой уснули,
Сразу продали Родину всю

На корню! И внагляк мимо кассы,
За жевачку и за айфон
Глянь! На площади пидерасты,
Глянь, и символ у них гондон!

Боже, Господи. что ж случилось?
Как же ты опустилась, страна,
Ты ж Святая на бабки польстилась!
Бабки ж - это твоя хана!

Слышь, Ульянов, ты сколько платишь
За блатную квартиру свою?
Ах, бесплатно? Тогда ты не знаешь,
Как нагнули Россию твою.

Ты ж с бревном был последний, знаешь?
Ныне их не заставишь, нет.
И пока ты тут отдыхаешь,
Они нефтью барыжат, дед

Для народа бы если б только,
Если б только на благо всем
Но ему, как всегда вот столько!
Без народа полно проблем!

Нету равенства, дед, нету братства
Правит Русью чужой капитал
В городах, слышь, торговля и ****ство,
И банкиры, дед, правят бал

Бабы скачут от мужа к мужу
Это ныне нормально вполне
Ведь без бабок мужик не нужен
Ныне стал ни одной жене

Да какие там декабристы?
Да какая Сибирь, окстись!
Будь хоть пидором, хоть онанистом
Баксы есть? Ну тогда женись.

Деньги есть? Ты Иван Иваныч
Денег нет? Ты - горбатый буй
Вот такие дела, Ульяныч.
Вот такой, вождь ты наш, сабантуй.

В деревнях голытьба и разруха
В городах ожирели в конец
Украина восстала, сука
В Украине фашизм, отец!

Видно снова приходит время
Брать за шиворот королей
Истреблять это сучье семя
Всё по кругу. давай налей!

Что ты пил там? Грибную гадость?
Черт с ним, можно теперь и так.
Ныне, Вов, трезвым быть не в радость
Ныне, Ленин, счастли'в дурак

Ты хотел, говорят, по-другому?
Что ж, не вышло, за то прости.
Выпьем с горя и снова в кому.
Нам с тобою, Ильич, по пути.

Сделать ее заметнее в лентах пользователей или получить ПРОМО-позицию, чтобы вашу статью прочитали тысячи человек.

Стандартное промо
3 000 промо-показов 49 KР
5 000 промо-показов 65 KР
30 000 промо-показов 299 KР
Выделить фоном 49 KР

Статистика по промо-позициям отражена в платежах.

Поделитесь вашей статьей с друзьями через социальные сети.

Получите континентальные рубли,
пригласив своих друзей на Конт.

В Берлине, в двух шагах от Острова Музеев, находится маленькая улица — Цигель-штрассе.

Раньше я думал, что слово “цигель” — турецкое и значит “быстро”. Но оказалось, что оно немецкое и значит “кирпич”. Я узнал об атом случайно, в октябре 199… года, когда мы с моим приятелем доцентом Коляном (Николаем Николаевичем) приехали в Берлин читать лекции о русской культуре. Колян должен был читать о литературе. А я — о языке. Русском, разумеется.

Ни я, ни Колян немецкого языка не знали, не знаем и не будем знать никогда. В самолёте, выпив по 250 виски, мы решили соединить наши несуществующие знания немецкого языка в единый кулак. Кулак получился маленький, но убойный, как, кстати сказать, всегда и бывает у хороших боксёров-нокаутистов.

Я внес в копилку германистики следующие выражения: “Йа”, “йаволь”, “нихт”, “найн”, “цурюк” и “майне мутер”. Колян любит пышность и экспрессию. Он тяготеет к деконструктиву и макаронизму. Его выражения были следующие: “Айн, цвай, драй, приходи вечером в сарай”, “нихт, бля, шиссен, майне либе”, “дринкен бир унд шнапс” и “надо арбайтен унд копайтен”. Мы выпили ещё по сто и хором вспомнили “Гитлер капут”. И весь самолёт внимательно посмотрел в нашу сторону.

Между тем самолёт снижался. Под нами был серо-коричневый город, при одном взгляде на который сразу откуда-то из генетических глубин подсознания возникала мысль о бомбёжке.

Огромный аэропорт. Аккуратная немецкая пустота. Не знаю, как выразить эту идею. Германия очень похожа на Россию. Только у них везде аккуратная пустота, а у нас небрежное запустение. Представьте себе пустырь с ровными куртинами из крапивы и лебеды, симметрично разложенными дохлыми собаками. Табличка: “дохлая собака №7: прямо, двести пять метров”. И т. д. Это и будет Германия. А у нас, к примеру, дохлая собака или даже человек валяется у входа в “Метрополь” без всякой таблички. У нас небрежность доходит до маразма, а у них аккуратность до идиотизма. Но по сути дела это одно и то же. И в том и в другом есть поэзия, причём метафизическая, запредельная. Они Бытие превращают в Небытие, в Абсолют, в Пустоту, а мы Небытие, Абсолют, Пустоту превращаем в Бытие. А может быть, и наоборот. Видите, я и сам запутался в нашей нелегкой близости.

Всё это мы обсуждали в Коляном около таблички “Полицай Контроль”. Я сказал:

— Колян! Ты можешь перевести мне эту табличку?

— Йа, — сказал Колян. — Легко. Полицейский на контроле. Иначе говоря: мусор на стрёме. Или так: фриц с моноклем.

— Замечательный перевод, — сказал я. — В нём есть поэзия.

- В нем нет ничего, кроме поэзии. Это чистая поэзия. Искусство для искусства. Нет ничего вреднее, чем знать язык оригинала.

— Вообще языки знать вредно, — добавил я.

— Очень вредно. Смертельно опасно.

Он икнул нижней частью живота и эпически продолжил:

- Лет двадцать назад на рабфаке я узнал один иностранный язык. Почти в совершенстве. Не в совершенстве, но почти. То есть я знал слова из этого языка, много слов. Не один десяток. Почти два. Но связывать их во фразы я не мог. Если бы я мог связывать слова во фразы, я бы знал язык в совершенстве. Так? Но этого-то я как раз и не умел. Я брал одно слово — и понимал (Колян крепко брал воображаемое слово в свой багровый оковалок). Брал другое (Колян сжимал свою вторую свёклину) — и тоже понимал. Потом я ставил слова вместе (кулаки со всхлипом сталкивались) — и не понимал!

— Так бывает, — сказал я и икнул правым плечом.

— Так бывает в иностранных языках. А в русском так не бывает, — уверенно сказал Колян, выбросив воображаемые слова куда-то в немецкого мусора. — У нас все слова соединяются как по маслу. Даже, сука, нехорошие. Надо, кстати, рассказать об этом немецким коллегам. Чтоб они были в курсе. А то это интересное культурологическое наблюдение пройдёт мимо них.

В аэропорту нас встретила фрау Марта. Это была крепкая, как будто резиновая, румяная женщина, одетая, как все немки, с безвкусием, переходящим в какую-то марсианскую эстетику. На ней был серый мужской плащ, зелёные брюки и розовые кроссовки. На плече она держала бежевую сумку под крокодила. Как будто крокодилы бывают бежевые. Крашеные белые волосы. В ушах зачем-то малахитовые серьги (вероятно, под цвет брюк). Розовое лицо, под цвет кроссовок, растянуто в широкой доброй улыбке. Добавлю, что многие немки, улыбаясь, от избытка здоровья широко раздувают ноздри. Вот такая пёстрая ноздреватая Брунгильда встретила нас в аэропорту.

— Ошен рада. Мой названий Марта. Бодро пожаловат! Как дела?

— Дела как сажа бела, — охотно отозвался Колян. — Некислое у тебя название. У нас говорят: Марток, надевай трое порток. Вот его название — Вовик (это — про меня). Моё — Коля. Коля в квадрате. Фирштейн?

-Йа! — страстно моргнула ноздрями фрау Марта. На её лице не появилось ни грамма растерянности. Отчётливо произнесла: — Фирштейн! Фофик. Коля-квадрат. Ошен пррыятна.

И пожала нам руки, крепко, как будто вручая почётную грамоту за победу в лагерном первенстве по прыжкам в длину.

Пока мы шли к электричке, Колян всё время жарко шептал мне на ухо: “У-у, какая Марта, у-у, какая у неё фрау!” Я понял, что поездка в Берлин не пройдёт для него впустую.

Электричка (скажем так: это их тевтонское метро, только наземное) домчала нас до какого-то аккуратного восточно-берлинского полустанка и выплюнула под серую арку моста.

Восточный Берлин был весь в строительных лесах, наскоро сколоченных заборах, ямах. Дома были обмотаны ремонтной тканью. Немцы реконструировали Берлин, чтобы сделать из него столицу объединенной Германии. Колян смотрел на новую столицу объединенной Германии недобрым мутным взглядом.

Фрау Марта резво повела нас какими-то переулками. После нескольких поворотов мы остановились напротив стеклянной двери типичного серого здания.

— Это обшшежитий, — сказала Фрау Марта. Нос её плотоядно пульсировал. — Здесь — жить. Это — Цигель-штрассе. Там — Фридрих-штрассе. Всегда легко находить Фридрих-штрассе. Если потеряль — спросиль Фридрих-штрассе. Идти, идти, и вот — Цигель-штрассе.

— Как у них, у падел-фрицев всё просто, — со злобным восхищением сказал Колян. — “Здесь — жить”. БАМу — быть!

— Да, ошшень проста! Всегда находить Фридрих-штрассе! — обрадовалась фрау Марта и засмеялась, как смеются моржи в проруби.

— Мне лично нравится, как она ржёт, — сказал Колян. — Как будёновец.

— Вам нравится обшшежитий, Коля-квадрат? — охотно поддержала беседу фрау Марта.

— Ошшень, — отчеканил Колян.

— А вам, Фофик? — не унималась фрау Марта.

— Ошшень-квадрат, — ответил я уверенно.

— Тогда — бодро пожаловать! — пригласила нас фрау Марта.

Мы бодро пожаловали на третий этаж и зашли в наши апартаменты. Прекрасная комната. Сортир, ванная. Кактус на телевизоре. Так сказать, красочная виньетка по-немецки. Когда я снял куртку, то обнаружил, что Колян и фрау Марта уже сидят на диване и Колян разливает виски.

— Русский традиций! — уверенно сказала фрау Марта. — За Коля-квадрат унд Фофик на Берлин!

— На Берлин! — сказал я.

Мы выпили виски, причём фрау Марта крякнула громче всех, издав звук, похожий на тот, который издаёт лихо сморкнувшийся шолоховский казак.

— Не женщина — Чапай, — восхитился Колян. — Не понимаю, как мы их победили?

— Случайно, — сказал я. — А потом, кто сказал, что мы их победили? Они специально сдались.

— Как так? — не понимал Колян. — Мы водрузили флаг на этом ихнем. как его? Нацмен водрузил.

— Водрузил. А теперь они нам водружают. По самое пенсне.

Фрау Марта радостно пылала, как июньский восход. Она переводила глаза то на меня, то на Коляна, как будто смотрела теннисную партию. И по её лицу было видно, что она не понимает ничего и в то же время — понимает всё.

Жизнь в Берлине у нас была странная. Разумеется, никаких лекций мы читать не собирались, да нас никто особо и не просил.

Фрау Марта практически поселилась у нас в номере. У Коляна. Она идиллически поливала кактус, чётко и честно разливала виски, быстро учила русские слова, причём Колян зорко отслеживал новые поступления в словарь фрау Марты. В первый день она освоила следующие слова и выражения: “расхлебенил”, “плеснуть по двадцать восемь булечек”, “твои товарищи в овраге лошадь доедают” и “фигак”. На второй день — “мамзели и девицы, извольте объясниться”, “пощекотить в лёгкую” и “ягодичка ты моя”. На третий день уже пошла такая густая экзотика, что кроме как “зеленя на крутояре” я ничего не запомнил.

Берлин — город большой. К тому же — серый и скучный. Как там столько лет жил Штирлиц, я не понимаю, да ещё без женщины. В Западном Берлине ещё жить можно, причём жить там можно за счёт всего не немецкого, например, если всё время сидеть в итальянских забегаловках. В восточном Берлине всё — чисто немецкое, поэтому там жить нельзя. Но мы жили.

Мы выдержали в Берлине десять дней. Нам помогли русская культура и фрау Марта.

В один из последних дней, вечером мы сидели в “обшшежитий” и пили виски.

Фрау Марта в ядовито-желтом мини-бикини и армейской шапке-ушанке, подаренной ей Коляном, пьяно плакала и поливала кактус виски. Размазывая тушь по пунцовым щекам, она громко говорила:

— Пей, фриц-кактусяра. Пей, немецкая колючка! Коля-квадрат унд Фофик платиль. За нас с вами, за плохой слоф с ними. За Цигель-штрассе на Берлин! Жить — один раз. Деньги — мусор! Один ррас крофф напица, а там — пусть откажут таррмаза, тваю матт. Ззалиотные, к Яру. Пррапала жисть!

И фрау Марта заученно, наотмашь била головой в шапке об стол. Для этого ей Колян и подарил шапку.

В это время Колян, аккуратно сплевывая на свои огромные трудовые пальцы, неторопливо пересчитывал стодолларовые купюры. На нём были роговые очки от дальнозоркости. Огромные, как в аквариуме, глаза из очков смотрели трезво и благоразумно.

- Тьфу! — говорил он, обстоятельно и обильно смачивая слюной по очереди все десять пальцев. — Деньга, она счёт любит. Как говорится, всё по закону, Вашингтон к Вашингтону. Свои-то денежки считать не прискучит, от своей-то копейки живот не вспучит. Да. Денежка дорожку кладёт, копейка копейку завсегда найдёт. Деньги есть — Иван Иваныч, денег нет — горбатый хрен. Так-то вот. Пёс-то космат — ему и тепло, а мужик-то богат — ему и добро. Коли чаще счёт — так и дружба крепче. Тьфу! Так я говорю, товарищ Мартов?

Перед ним на столе лежало несколько толстых зелёных пачек, перехваченных, как и полагается, чёрными кухонными резинками. Колян нежно смотрел на пачки, вздыхал и выпивал стакан яблочного сока.

— Ддуша болит! — рычала фрау Марта, пьяными глазами выглядывая из-под шапки. Серца ррвёца в степпи! Брадьяга Байкаль переехаль. Ой, стррадаю я, Николяич!

— Страдание душу чистит, — отвечал Колян, щёлкнув резинкой. — Особлив бабью. Вольна баба в языке, а чёрт в бабьем кадыке. Ты поплачь, поплачь, дочка, полегчает, бог слезой выручает. У баб да у пьяных слезы дёшевы. Эк заходится! Совсем заквакалась. Баба что жаба. Выпей, немчура сердечная, с души морок и сойдёт.

— Сапйуся, Николяич, — кручинилась фрау Марта, — саффсием сапйус.

— Чтоб тебе, кобыле берлинской, спиться, надо лет двадцать не просыхать. У тебя же не организм, а этот. бундесрат. Ты пей, а дело разумей. Кто пьёт, у того душа поёт и т. д.

Так наша мирная беседа текла до полуночи.

Улетели мы в яркий, солнечный день. Прощание было бурным. Было ощущение, что нас провожают на фронт.

Потом фрау Марта целый год писала Коляну письма, которые он не читал.

Интересно, как там наш кактус?

Свидетельство о публикации №213010400595

Попасть в подобную историю самому, конечно, совсем не хотелось бы, но по рассказам этих ребят это всё выглядело довольно-таки уморительно. А немцы совсем не понимают русского юмора, как выяснилось…

Мой кум Михалыч работает егерем. Весь в шрамах. На руке у него два параллельных шрама, это волк клыками.. На груди четыре параллельных шрама, это медведь когтями. На всю спину 10 параллельных шрамов, это теща граблями.

Раньше Михалыч понимал язык зверей, щас не понимает, закодировался. Всё! Не поёт, не пляшет, голым лес не инспектирует. Короче рутина.

На днях к нему в охот хозяйство прибыла группа немцев, охотники-любители, 8 голов. С утра провели инструктаж, взяли ружья, пошли. Охота началась удачно. Для гринписа. После того, как Ганс 30 раз стрелял в зайца, мы поняли, что косой в косого не попадет никогда. Тут из под ног немца взлетел одинокий худой перепел. Немцы вскинув 8 стволов открыли стрельбу на поражение.

То что перепел был поражен такой стрельбой было понятно сразу, потому что улетая, он обгадил немцев с головы до ног. Короче когда мы вернулись в лагерь, из трофея у нас был только погибший от поноса перепел.

Шоб подбодрить немцев я им рассказал байку о том, как можно охотится на зайца с кирпичом. Кладешь на заячью тропу кирпич, посыпаешь его перцем. Заяц бежит по тропе и видит кирпич, думает, что это морковка, подбегает, нюхает кирпич, перец попадает ему в нос, заяц пчихает, бьется головой об кирпич и погибает.

Немцы выслушали историю с каменными лицами. На следующий день выдвинулись в лес пешком. Через каждые 5 минут немцы требовали привала. На 7-м привале я потребовал объяснений. Оказалось, что рюкзаки у немцев полны перца и кирпичей. Избавившись от стройматериалов к обеду мы вышли охотиться на уток.

С юмором у немцев оказалось совсем хреново. После трехчасовой бесполезной стрельбы по уткам, я им сказал что или утки высоко летают или низко подбрасывают собаку.

И когда в следующий раз над ними взлетели утки, я увидел как собака Михалыча летит к ним на встречу. Глаза у собаки были как блюдца. Утки увидели летящее на встречу животное и стали нестись прямо на лету. Причем неслись утки обоих полов. И собака тоже.

Так ничего и не застрелив, мы вернулись в лес и устроили небольшой пикник. Тут неподалеку на пригорок вышел огромный медведь и стал чесать спину об березу. Ганс сдуру выстрелил в медведя утиной дробью и случилось страшное, он попал!

Медведь не вынес такой фамильярности и кинулся в воду в нашу сторону и я понял, что попали мы все. Обычно медведи плавают по- собачьи, оказалось что обиженные медведи склонны к баттерфляю. А перепуганные немцы склонны к галопу. Они перебежали речку не замочив штанин и растворились на деревьях в близлежащем лесу.

Медведь кинулся было на пару деревьев, но немцы шустро перескакивали с ветки на ветку. В глазах косолапого читалось удивление, таких белок он еще не видел. После этого незваный гость распотрошил наши рюкзаки, сел на немецкую губную гармошку и стал пожирать наши припасы.

После того, как сгущенка, тушенка, хлеб и мыло были съедены, губная гармошка под медведем вдруг заиграла. Медведь выдувал музыку минут 40. Потом он обильно пометил наши вещи и ушел в чащу.

Вещи которые находились на нас, мы пометили сами.

— Как так? — не понимал Колян. — Мы водрузили флаг на этом ихнем… как его? Нацмен водрузил.

— Водрузил. А теперь они нам водружают. По самое пенсне.

Мы выдержали в Берлине десять дней. Нам помогли русская культура и фрау Марта.

— Пей, фриц-кактусяра. Пей, немецкая колючка! Коля-квадрат унд Фофик платиль… За нас с вами, за плохой слоф с ними. За Цигель-штрассе на Берлин! Жить — один раз. Деньги — мусор! Один ррас крофф напица, а там — пусть откажут таррмаза, тваю матт. Ззалиотные, к Яру. Пррапала жисть!

И фрау Марта заученно, наотмашь била головой в шапке об стол. Для этого ей Колян и подарил шапку.

— Тьфу! — говорил он, обстоятельно и обильно смачивая слюной по очереди все десять пальцев. — Деньга, она счёт любит. Как говорится, всё по закону, Вашингтон к Вашингтону. Свои-то денежки считать не прискучит, от своей-то копейки живот не вспучит. Да. Денежка дорожку кладёт, копейка копейку завсегда найдёт. Деньги есть — Иван Иваныч, денег нет — горбатый хрен. Так-то вот. Пёс-то космат — ему и тепло, а мужик-то богат — ему и добро. Коли чаще счёт — так и дружба крепче… Тьфу! Так я говорю, товарищ Мартов?

— Ддуша болит! — рычала фрау Марта, пьяными глазами выглядывая из-под шапки. Серца ррвёца в степпи! Брадьяга Байкаль переехаль… Ой, стррадаю я, Николяич!

— Сапйуся, Николяич, — кручинилась фрау Марта, — саффсием сапйус.

— Чтоб тебе, кобыле берлинской, спиться, надо лет двадцать не просыхать. У тебя же не организм, а этот… бундесрат. Ты пей, а дело разумей. Кто пьёт, у того душа поёт и т. д.

Так наша мирная беседа текла до полуночи.

Улетели мы в яркий, солнечный день. Прощание было бурным. Было ощущение, что нас провожают на фронт.

Потом фрау Марта целый год писала Коляну письма, которые он не читал.

Интересно, как там наш кактус?

Тютчев и демография

Если судить по нашим СМИ, то в России сейчас стремительно падают две вещи. Во-первых — духовность. Во-вторых — рождаемость. То есть, говоря иначе, у нас кризис стихов и размножения… Раньше я наивно думал, что связи между поэзией и деторождаемостью нет никакой. Но теперь, когда я, так сказать, взмудрел и развзрослелся, я понял: есть такая связь. Невидимо-мистическая, тонко-неуловимая, но есть. И помогла понять мне это одна поездка. Но — по порядку.

Искуcство быть самим собой

Донецк и Луганск – это не Украина и не Россия. Это – совок.

Яка держава,така и спецоперация

Сорок минут они уговаривали армию наступать, а через сорок минут по дороге проехал пикапчик с тентом. Тент откинулся, и автоматчики, сидевшие внутри, открыли шквальный огонь. Цыганка ранили, а потом уволили. Невредимым остался только Пожидаев, нырнувший вовремя на пол машины. Он был раньше начальник охраны у Рината Ахметова и поэтому боевого опыта у него было побольше, чем у украинских слабовиков.

Несгораемые визитки

Лже-ГРУ

У этих людей снесло крышу.

Он – менеджер совместного предприятия. Оружие – российское, а бабки - Януковича. В донецкой администрации уверяют, что бабки Янукович дает через ФСБ, и половина пропадает по дороге, так что для ФСБ это еще и коммерчески выгодно, - в точности, как в Осетии.

И мы, ее граждане.

Копанки

Донецкая вертикаль

Луганда и Донбабве

МММ и Донецкая республика

Донецк и Славянск

Между тем, что происходит в Донецке и тем, что происходит в Славянске, огромная разница.

Со Славянском переговоры вести бесполезно.

Думаю, что разница между Донецком и Славянском – в размере городов. Бесполезно посылать в 900-тысячный Донецк пятьдесят отморозков – они не смогут контролировать весь город, даже если раздадут оружие всей городской шпане и наркоманам.

Спичка не загорается

Кавочку принесты?

Глаза ментов становятся от ужаса как блюдца. Бендеровец!

50 дол – большие деньги

Особенность нынешней донецкой революции в том, что это – восстание мелкого криминала.

Когда все это кончится (если не войдут российские танки), то будет много крови. Но именно – потом.

Уважаемый

Хозяин Донбасса Ринат Ахметов выглядит и ведет себя, как крестный отец из одноименного фильма, который, как говорят, все в его окружении смотрели наизусть. В Донбассе его зовут уважаемый.

Как Козимо Медичи, Ринат Ахметов понимает, что в Украине нельзя быть богатым и не заниматься политикой, однако политика, в отличие от футбола, никогда не была его хобби. Он занимается ей, как ходят к стоматологу, – по нужде, но без энтузиазма.

Последние годы Янукович вытягивал из-под Рината Донецк, расставляя на все силовые посты своих людей. Все ждут, что будет делать уважаемый, - а он не делает ничего. Это не трусость и не слабость. 50% своей продукции Ринат Ахметов экспортирует в Россию, и что он будет отвечать 160 тыс. своих работников, если они останутся без работы? Однако он не может не понимать, что в составе России он никогда не будет хозяином Донбасса и делателем президентов. И бизнес его заберут с дисконтом, чтобы компенсировать потери ротенбергов или ковальчуков от европейских санкций.

Поэтому уважаемый медлит, и в Донецке происходит сдвиг сознания. Раньше считалось, что уважаемый решит любую проблему. Впервые он ее не решил.

Донецк и Иран

Разница между майданом в Киеве и псевдомайданом в Донецке совершенно та же, что между американской революцией 1776 года и иранской 1979. В одном случае пассионарная буржазия, в другом – люмпены. Поскольку Путин - все-таки не Аллах, и люмпены особой пассионарностью не обладают, то некоторая часть этого качества компенсируется деньгами.

Деньги, телевидение и танки.

Бендеровцы

Русский мир

А еще точнее Ходорковский сказал на созванном им конгрессе – Путин похоронил шанс на объединение русского мира под эгидой России. Или, по крайней мере, этот шанс отдалил.

И это правда. Важно понять, что, ставя на люмпена, Кремль не приращивает территории. Он их утрачивает.

Возьмем войну Грузии и России. Что получила Россия в результате этой войны? Ничего. Зато окончательно утратила 4,3 млн. грузин, бывших частью российской истории. Никогда больше не будет российского полководца Багратиона и российского поэта Окуджавы.

Украина – это 40 млн. этнически неоднородной нации. Что получили? 2 млн. в Крыму. Что еще? 40 млн, которые никогда не поедут к врагу учиться.

Восстановить русский мир можно было только одним способом: стать культурным и экономическим центром этого мира. Сильная экономика, сильная наука, сильное образование. Потом – посмотрим, как Китай посмотрит с Тайванем.

Читайте также: