Будут седы и горбатый

Недавно слушал аудиокнигу Руслан и Людмила в исполнении Табакова! вау)))

Ниже отрывок про Наину, небольшим эпиграфом))

"Время изменяет человека как в физическом, так и в духовном отношении. Глупец один не изменяется, ибо время не приносит ему развития, а опыта для него не существует.."

Тогда близ нашего селенья,

Как милый цвет уединенья,

Жила Наина. Меж подруг

Она гремела красотою.

Однажды утренней порою

Свои стада на темный луг

Я гнал, волынку надувая;

Передо мной шумел поток.

Одна, красавица младая

На берегу плела венок.

Меня влекла моя судьбина…

Ах, витязь, то была Наина!

Я к ней — и пламень роковой

За дерзкий взор мне был наградой,

И я любовь узнал душой

С ее небесною отрадой,

С ее мучительной тоской.

Умчалась года половина;

Я с трепетом открылся ей,

Сказал: люблю тебя, Наина.

Но робкой горести моей

Наина с гордостью внимала,

Лишь прелести свои любя,

И равнодушно отвечала:

И все мне дико, мрачно стало:

Родная куща, тень дубров,

Веселы игры пастухов -

Ничто тоски не утешало.

В уныньи сердце сохло, вяло.

И наконец задумал я

Оставить финские поля;

Морей неверные пучины

С дружиной братской переплыть

И бранной славой заслужить

Вниманье гордое Наины.

Я вызвал смелых рыбаков

Искать опасностей и злата.

Впервые тихий край отцов

Услышал бранный звук булата

И шум немирных челноков.

Я вдаль уплыл, надежды полный,

С толпой бесстрашных земляков;

Мы десять лет снега и волны

Багрили кровию врагов.

Молва неслась: цари чужбины

Страшились дерзости моей;

Их горделивые дружины

Бежали северных мечей.

Мы весело, мы грозно бились,

Делили дани и дары,

И с побежденными садились

За дружелюбные пиры.

Но сердце, полное Наиной,

Под шумом битвы и пиров,

Томилось тайною кручиной,

Искало финских берегов.

Пора домой, сказал я, други!

Повесим праздные кольчуги

Под сенью хижины родной.

Сказал — и весла зашумели;

И, страх оставя за собой,

В залив отчизны дорогой

Мы с гордой радостью влетели.

Сбылись давнишние мечты,

Сбылися пылкие желанья!

Минута сладкого свиданья,

И для меня блеснула ты!

К ногам красавицы надменной

Принес я меч окровавленный,

Кораллы, злато и жемчуг;

Пред нею, страстью упоенный,

Безмолвным роем окруженный

Ее завистливых подруг,

Стоял я пленником послушным;

Но дева скрылась от меня,

Примолвя с видом равнодушным:

К чему рассказывать, мой сын,

Чего пересказать нет силы?

Ах, и теперь один, один,

Душой уснув, в дверях могилы,

Я помню горесть, и порой,

Как о минувшем мысль родится,

По бороде моей седой

Слеза тяжелая катится.

Но слушай: в родине моей

Между пустынных рыбарей

Наука дивная таится.

Под кровом вечной тишины,

Среди лесов, в глуши далекой

Живут седые колдуны;

К предметам мудрости высокой

Все мысли их устремлены;

Все слышит голос их ужасный,

Что было и что будет вновь,

И грозной воле их подвластны

И гроб и самая любовь.

И я, любви искатель жадный,

Решился в грусти безотрадной

Наину чарами привлечь

И в гордом сердце девы хладной

Любовь волшебствами зажечь.

Спешил в объятия свободы,

В уединенный мрак лесов;

И там, в ученье колдунов,

Провел невидимые годы.

Настал давно желанный миг,

И тайну страшную природы

Я светлой мыслию постиг:

Узнал я силу заклинаньям.

Венец любви, венец желаньям!

Теперь, Наина, ты моя!

Победа наша, думал я.

Но в самом деле победитель

Был рок, упорный мой гонитель.

В мечтах надежды молодой,

В восторге пылкого желанья,

Творю поспешно заклинанья,

Зову духов — и в тьме лесной

Стрела промчалась громовая,

Волшебный вихорь поднял вой,

Земля вздрогнула под ногой…

И вдруг сидит передо мной

Старушка дряхлая, седая,

Глазами впалыми сверкая,

С горбом, с трясучей головой,

Печальной ветхости картина.

Ах, витязь, то была Наина.

Я ужаснулся и молчал,

Глазами страшный призрак мерил,

В сомненье все еще не верил

И вдруг заплакал, закричал:

«Возможно ль! ах, Наина, ты ли!

Наина, где твоя краса?

Скажи, ужели небеса

Тебя так страшно изменили?

Скажи, давно ль, оставя свет,

Расстался я с душой и с милой?

Был девы роковой ответ, -

Сегодня семьдесят мне било.

Что делать, — мне пищит она, -

Толпою годы пролетели.

Прошла моя, твоя весна -

Мы оба постареть успели.

Но, друг, послушай: не беда

Неверной младости утрата.

Конечно, я теперь седа,

Немножко, может быть, горбата;

Не то, что в старину была,

Не так жива, не так мила;

Зато (прибавила болтунья)

И было в самом деле так.

Немой, недвижный перед нею,

Я совершенный был дурак

Со всей премудростью моею.

Но вот ужасно: колдовство

Вполне свершилось по несчастью.

Мое седое божество

Ко мне пылало новой страстью.

Скривив улыбкой страшный рот,

Могильным голосом урод

Бормочет мне любви признанье.

Вообрази мое страданье!

Я трепетал, потупя взор;

Она сквозь кашель продолжала

Тяжелый, страстный разговор:

«Так, сердце я теперь узнала;

Я вижу, верный друг, оно

Для нежной страсти рождено;

Проснулись чувства, я сгораю,

Томлюсь желаньями любви…

Приди в объятия мои…

И между тем она, Руслан,

Мигала томными глазами;

И между тем за мой кафтан

Держалась тощими руками;

И между тем — я обмирал,

От ужаса зажмуря очи;

И вдруг терпеть не стало мочи;

Я с криком вырвался, бежал.

Она вослед: «О, недостойный!

Ты возмутил мой век спокойный,

Невинной девы ясны дни!

Добился ты любви Наины,

И презираешь — вот мужчины!

Изменой дышат все они!

Увы, сама себя вини;

Он обольстил меня, несчастный!

Я отдалась любови страстной…

Изменник, изверг! о позор!

Так мы расстались. С этих пор

Живу в моем уединенье

С разочарованной душой;

И в мире старцу утешенье

Природа, мудрость и покой.

Уже зовет меня могила;

Но чувства прежние свои

Еще старушка не забыла

И пламя поздное любви

С досады в злобу превратила.

Душою черной зло любя,

Колдунья старая, конечно,

Возненавидит и тебя;

Без всякой иронии. Пушкин наше всё.

Сто лет не открывала Пушкина) Прекрасно, на одном дыхании прочла!!

Зачем я это помню #7. И распространяю.

Внуку в пятом классе задали учить отрывок из поэмы "Руслан и Людмила": "У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том. ". Наверное, все помнят. И я уже на который раз повторил.

Иду по улице, слышу ребятня стихи громко так рассказывает про тот же дуб. Думаю, что поколение-то не потерянное - на улице стихи из школьной программы повторяют.

Прислушался. И слышу напоминание из далекого-далекого детства:

У Лукоморья дуб срубили,

Кота на мясо изрубили,

Златую цепь в ломбард снесли.

И полностью рассказывают стихотворение точно в той версии, которую рассказывали мы в 60-е - 70-е годы, когда учились в школе. И ведь нигде не публикуется, никто не распространяет, никто не заставляет учить. А оно живет и передается из поколения в поколение.

Каюсь, и я к этому руку приложил. Спросил у внука, рассказывают ли у них в школе этот стишок. Ну, сдуру, и рассказал. А он как-то очень быстро запомнил. И теперь вся школа его знает.

Фото: кадр из фильма "Место встречи изменить нельзя". Режиссер Станислав Говорухин. Сценарист Аркадий Вайнер, Георгий Вайнер

10 мая, ровно 40 лет назад, в Одессе начались съемки фильма Станислава Говорухина "Место встречи изменить нельзя", который считается самой известной картиной советского кинематографа о трудовых буднях МУРа. Реплики главных героев моментально разлетелись на цитаты, а Жеглов и Шарапов стали народными героями, олицетворением справедливости.

Редакция портала Москва 24 собрала самые яркие и точные фразы из фильма – почти на все случаи жизни.

Этот фильм о работе Московского уголовного розыска в послевоенные годы снят Одесской киностудией. Премьерный показ состоялся по Первой программе Центрального телевидения СССР в течение пяти дней – с 11 по 16 ноября 1979 года.

– Ну-с, дорогие граждане уголовнички, приступим к делу!

– Это только ты один умный, а я так – погулять вышел.

– Что за шум, а драки нет?!

– Здесь МУР, а не институт благородных девиц!

– Вор должен сидеть в тюрьме! Я сказал!

– Кому повезет, у того и петух снесет, и такая птица, как ты, у меня тоже нестись будет!

– Теперь Горбатый! Я сказал: Горбатый!

– Правопорядок в стране определяется не наличием воров, а умением властей их обезвреживать.

– Ну и рожа у тебя, Володя! Ох и рожа! Смотреть страшно.

В 1987 году Владимиру Высоцкому была посмертно присуждена Государственная премия СССР за создание образа капитана Жеглова и авторское исполнение песен.

– Ну, граждане дорогие, ну, товарищи мазурики!

– Самое дорогое на свете – глупость, потому что за нее дороже всего приходится платить.

– Если закон один раз подмять, потом другой раз, потом им начинать дырки в следствии затыкать, как нам с тобой будет угодно, то это уже не закон будет, а кистень.

– Коты от удовольствия крутят хвостами. Это, правда, не значит, что, если им крутить хвосты, они получат удовольствие.

– А не было у тебя, говорят, сукин сын, – умысла на теракт?

– Что у вас с лицом?
– В "Астории" поужинал.

– Мне! Сберкнижку – мне. Она мне сердце согреет, когда в подвал вместе полезем.

– Паскудный вы народ, бабы! Там твой мужик на нарах парится, а ты пять кусков зажала, жизнь его под корень рубишь.

– Папаш, можно я поем малость. После казенных харчей на твое изобилие смотреть больно.

– Ну покедова, бабанька. Покедова…

– …Но поиск ведете в правильном направлении.

Кроме того, под его режиссурой были сняты сцены опознания Фокса и освобождения Груздева.

– О-блигация или А-блигация?
– О-блигация. Чего? Какая облигация?
– "Я, Манька-Облигация. "
– Да ты что, с ума сошла?!

– А угостите даму спичкой, гражданин начальник.

– Консерваторию кончить не дают!

– А ты меня не совести и не агитируй.

– Ты токо скажи, я ж тебе всю жизнь верная буду. Ты парень хоть куда.

– Ну что будем делать, господа хорошие?

– Выпьем, закусим, о делах наших скорбных покалякаем.

– Бабу не проведешь, она сердцем видит.

– Есть у нас сомнение, что ты, мил-человек, стукачок!

– За твое здоровье пить глупо – оно ведь тебе больше не понадобится, здоровье хорошее…

– А мусорка своего отдашь нам на съедение?

– Дорисковался, гаденыш! Говорил я ему, говорил: кабаки и бабы доведут до цугундера!

– А пусть он сам за вас похлопочет, а мы рассмотрим.

– Володенька, я ведь тебя зубами загрызу! Слышишь, Володенька?

– Черт с вами, банкуйте!

– Чтоб я себе с пола срок поднял?

– Товарищи, что ж это делается, фронтовику руки крутят!

– По замазкам вроде бы фраер, но не фраер, это точно. Ему человека подрезать, что тебе высморкаться.

– Я не курю, ты же знаешь, но в камере пригодится.

– Кошелек у гражданки украл!
– Украл!
– Кофелек… Какой кофелек? На, обысси!

Вакансии
Обратная связь
Контакты
Размещение рекламы

Facebook
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
YouTube
Instagram
Telegram

Add to friends
RSS

на красивом холме

Мемуары Александра Вертинского — это что-то.

***
Это было в 1930 году. Мы сидели в большом кафе в Черновицах (тогда еще принадлежавших Румынии). Этим городом заканчивалось мое гастрольное турне по Европе. В Румынии я оказался проездом, в последний раз, и утром я должен был улететь в Париж.

Мой старый приятель Петя Барац, с которым я проводил свой последний вечер, был человеком небольшого роста. Но при этом скромном росте у него была довольно большая лысая голова, что придавало ему сходство с колобком – каким его рисуют в детских книжках.

— Это даже не рост! – сказал о нем однажды какой-то шутник. – Это просто небольшая выпуклость!

Этой жестокой шуткой Петя был ранен в самое сердце и на всю жизнь. Еще в детстве, в Одессе, Петя был однажды приглашен в Европейский театр. Ему было тогда семь лет. Вместе со своей пятилетней сестренкой он исполнял какую-то рольку в одной из гауптмановских пьес. Его нарумянили, напудрили, завили волосы. На него надели что-то вроде хитона и твердо наказали говорить громко и отчетливо. В руки им обоим дали урну.

— Что у вас в руках, дети? – певучим "поставленным" голосом спрашивал их премьер-любовник, завитой под барана.

— Куфсынчик! – бодро отвечал Петя.

— В нем слезы нашей мамочки! – отчетливо и твердо докладывал он. Сердобольные одесские мамы заливались слезами. Вся Молдаванка ходила смотреть, как играют дети аптекаря, известного всему городу.

Петю задаривали подарками и осыпали поцелуями. Это и погубило его. Актера из него так и не вышло, но театральным администратором он стал, чтобы хоть таким образом удовлетворить свою любовь к театру.

В кафе зажгли электричество. Музыканты шумно настраивали инструменты и спорили, с чего начать.

— Вдарим по "Травиате"! – предлагал один.

— Лучше рванем "Сильву"! – возражал другой.

За отдельным маленьким столиком невдалеке от меня сидела уже немолодая красивая женщина, устало опустившая руки на колени. В ее позе было что-то обреченное. Она напряженно смотрела на входную дверь и вздрагивала от ее скрипов.

— Смотри – Владеско! – неожиданно прервав наше молчание, сказал Петя.

Я обернулся. В кафе входил толстый сияющий румын в светло-сером летнем костюме, с гвоздикой в петлице. На мизинце его правой руки сверкая большой желтый бриллиант, какие обыкновенно носят карточные шулера.

Он слащаво-любезно раскланивался с публикой, закатывая глаза и скаля свои цыганские зубы с золотыми пломбами. К своему уже заметному животу он нежно прижимал футляр со скрипкой. Он продвигался к эстраде.

— Какой это Владеско? – спросил я. – Тот, что играл в Вене?

Для начала оркестр сыграл марш. Владеско не участвовал в этом. Как солист, он стоял впереди оркестра самодовольный и презрительный и, манерничая, небрежно вертел в руках скрипку, точно разглядывая ее и не доверяя ей.

Наконец, после всех этих ужимочек, подходцев и примерок он снисходительно дотронулся смычком до струн.

Его скрипка то пела, то выла, как тяжело раненый зверь, то голосила пронзительно и звонко, тоскливо умирая на высоких тонах. И еще порою казалось, что какой-то плененный раб, сидя в неволе, мучительно и сладко поет, словно истязая самого себя воспоминаниями, песню своей несчастной родины.

— Изумительно! – не выдержал я.

Владеско принимали горячо и дружно. С разных концов зала публика выкрикивала названия любимых пьес, прося сыграть их. Официант уже нес музыканту на серебряном подносе посланную кем-то бутылку шампанского.

— А вот как человек, он настоящая скотина! – неожиданно сказал Петя.

— Расскажи мне о нем, – попросил я.

Петя неохотно заговорил.

— Видишь вон ту женщину, у эстрады? – спросил он, указывая ни столик, где сидела замеченная мной красивая дама. – Это его жена.

— Когда-то она была знаменитой актрисой. Сильвия Тоска! Ты слышал это имя? Весь мир знал ее. Это была звезда! И какая звезда! Ему до нее было как до неба!

— Теперь она бросила сцену! Из-за него, конечно. Он ревновал.

— И что же дальше?

— Дальше? Он бьет ее! Да еще при всех! По лицу! Когда пьян или не в духе.

— И никто не заступится?

— Нет! Кому охота вмешиваться в отношения мужа с женой?

— Ну знаешь, ты как хочешь, а я набью ему морду, если он это попробует сделать при мне, – возмутился я.

— И ничему это не поможет! Ведь она же его любит! Понимаешь, любит! Она для него всю жизнь свою поломала! Отказалась от сцены, имени, богатого мужа, успеха. Он забрал ее бриллианты, деньги, славу, покой душевный. И вот видишь, таскается за ним по всем кабакам мира! Сидит по ночам. ждет его!

Я молчал, взволнованный этим рассказом. Постепенно зал затих.

Как лунная голубая дорога, его мелодия властно влекла за собой и какой-то иной мир, мир высоких, невыразимо-прекрасных чувств, светлых и чистых, как слезы во сне.

Я не мог отвести глаз от него. Он играл весь собранный, вытянутый, как струна, до предела напряженный и словно оторвавшийся от земли. Пот градом катился с его лба. Огневые блики гнева, печали, боли и нежности сменялись на суровом лице. Обожженное творческим огнем, оно, было вдохновенно и прекрасно.

Он кончил. Буря аплодисментов была ответом. Опустив скрипку, с налитыми кровью глазами, ничего не видя, полуслепой, Владеско уходил с эстрады, даже не кланяясь. Равнодушно и нехотя он возвращался на землю.

Я оглянулся. Сильвия ждала его стоя. В ее огромных зрачках испуганной птицы отразился весь тот заколдованный мир, о котором пела скрипка. Точно опрокинутый в лесные озера таинственный ночной пес, залитый лунным светом. Серебряными ручейками из него катились слезы.

Владеско подошел к своему столу. Она протянула к нему руки, ничего не видя и не слыша. Сноп красных роз, присланный ей кем-то из поклонников, лежал на столе. Он сбросил его на пол и упал в кресло.

Большим шелковым платком Сильвия отирала пот с его лица. Постепенно оно принимало свое обычное выражение.

В голове у меня бешено крутились строчки.

Так родилась песня.

В день концерта у меня в отеле появился Петя Барац. Он был в Берлине проездом, направляясь в Дрезден. Мы разговорились.

— Знаешь, кто тут играет в Эден-Отеле? – неожиданно вспомнив, спросил он.

— Владеско. Помнишь, тот? Я слушал его вчера и сказал ему, между прочим, что ты написал о нем песню.

— Напрасно! – сухо заметил я. – Он не стоит песни!

— Он был страшно заинтригован, – продолжал Петя, словно не замечая моих слов, – и сказал, что сегодня обязательно будет на твоем концерте.

— Подожди же! – злорадно и весело подумал я. – Ты у меня еще потанцуешь!

Но я был сух. Ни улыбкой, ни поклоном не выражал ему никаких симпатий. Весь концерт я пел, стоя точно посреди эстрады, но когда дошел до последней песни и назвал ее, демонстративно резко перешел на правый конец эстрады и остановился прямо против его места в первом ряду. Аккомпаниатор сыграл вступление, я начал:

Ваш любовник скрипач. Он седой и горбатый,

Он вас дико ревнует, не любит и бьет.

Ваше сердце, как птица, летит и поет.

И когда вы, страдая от ласк хамоватых,

Тихо плачете где-то в углу, не дыша,

От которого кровью зальется душа!

Умирающей, нищей, больной и брюхатой,

Ненавидя его, презирая себя,

Исступленно, бессильно и больно любя!

Мои руки, повторявшие движения пальцев скрипача, упали. В каком-то внезапном озарении я бросил наземь воображаемую скрипку и в бешенстве наступил на нее ногой.

Зал грохнул. Точно почувствовал, что это сейчас уже не концерт, а суд. публичная казнь, возмездие, от которого некуда деться. как на лобном месте.

Толпа неистовствовала. Стучали ногами. кричали. свистели. И ломились стеной к эстраде.

За кулисами артистическая комната была полна людей. Друзья, знакомые и незнакомые, актеры и актрисы, музыканты и журналисты заполняли ее.

Я едва успел опуститься в кресло, как в дверях показалась фигура Владеско. Он шел на меня вслепую, ничего не видя вокруг, разъяренным медведем, наступая на ноги окружающим и расталкивая публику. Все замерли. "Сейчас будет что-то ужасное!" – мелькнуло у меня. Я встал.

Одну минуту мы стояли друг против друга, как два зверя, приготовившихся к смертельной схватке. Он смотрел мне в лицо широко открытыми глазами, белыми от ярости, и тяжело дышал. Это длилось всего несколько секунд. Потом. Что-то дрогнуло в нем. Гримаса боли сверху донизу прорезала его лицо.

— Вы. убили меня! Убили. – бормотал он, задыхаясь.

Руки его тряслись, губы дрожали. Его бешено колотила нервная дрожь.

— Я знаю. Я понял. Я. Но я не буду! Слышите? Не буду! —внезапно и отчаянно крикнул он.

Слезы ручьем текли из его глаз. Дико озираясь вокруг, он точно искал, чем бы поклясться.

— Плюньте мне в глаза! А? Слышите? Плюньте! Сейчас же! Мне будет легче!

И вдруг, точно сломившись, он упал в кресло и зарыдал.

Гибель 18-летней Насти Тропицель на Бали обрастает новыми подробностями. Блогерша-миллионерша была за рулем байка. Ее сопровождал возлюбленный. Смертельная авария произошла на его глазах. Молодой человек по имени Виктор в блоге раскрыл подробности трагедии.

Молодой человек Насти Тропицель рассказал, что девушка ехала по дороге со скоростью около 80-100 километров в час. "Там все едут на такой скорости. Она всегда ездила безопаснее и аккуратнее всех, и в этот раз тоже", - написал Виктор.

Девушка ехала по дороге со скоростью около 80-100 километров в час, рассказал ее парень. Фото: СОЦСЕТИ

Молодой человек отметил, что внезапно возникли быстрые колебания переднего колеса мотоцикла. "Начался воблинг мотоцикла на ровном месте. Настя не виновата, она не превышала скорость", - заверил он.

По его словам, у него нет сил после пережитого и попросил всех неравнодушных помолиться за его любимую. "Моей любимой девочки больше нет с нами. Пожалуйста, друзья, проводите ее в последний путь светлыми молитвами и медитациями. Это сейчас важно", - добавил Виктор.

В свою очередь, родители девушки также поделились подробностями ДТП. "Причина смерти Насти: не удержала равновесие и свернула вправо и врезалась в шлагбаум, шлем на Насте не помог", - опубликовали сообщение родственники.

Родители девушки также поделились подробностями ДТП. Фото: СОЦСЕТИ

Напомним, Настя Тропицель погибла в ДТП на одной из трасс курортного района Бали. Девушка выбралась на прогулку на байках вместе со своим молодым человеком. В какой-то момент она не справились с управлением и столкнулись с байком друга. После чего Тропи врезалась в отбойник, получив травмы, не совместимые с жизнью. Информацию о смерти девушки подтвердила ее мама, опубликовав пост блоге дочки. Стоит отметить, что после жуткой трагедии пользователи соцсетей обвинили в смерти Насти ее парня. В блоге молодого человека фоллловеры оставляют гневные сообщения. Виктор работал на Бали мотоинструктором.

18-летняя блогер Настя Тропицель погибла на глазах у своего парня.

Понравился материал?

Подпишитесь на еженедельную рассылку, чтобы не пропустить интересные материалы:

Сетевое издание (сайт) зарегистрировано Роскомнадзором, свидетельство Эл № ФC77-50166 от 15 июня 2012. Главный редактор — Сунгоркин Владимир Николаевич. Шеф-редактор сайта — Носова Олеся Вячеславовна.

Сообщения и комментарии читателей сайта размещаются без предварительного редактирования. Редакция оставляет за собой право удалить их с сайта или отредактировать, если указанные сообщения и комментарии являются злоупотреблением свободой массовой информации или нарушением иных требований закона.

Приобретение авторских прав и связь с редакцией: kp@kp.ru

Беларусь
Бишкек
Казахстан
Молдова

Астрахань
Барнаул
Белгород
Биробиджан
Благовещенск
Брянск
Владивосток
Владимир
Волгоград
Вологда
Воронеж
Донецк
Екатеринбург
Ижевск
Иркутск
Казань
Калининград
Калуга
Камчатка
Кемерово
Киров
Краснодар
Красноярск
Крым
Курск
Липецк
Магадан
Москва
Мурманск
Нижний Новгород
Новосибирск
Омск
Орел
Пенза
Пермь
Псков
Ростов-на-Дону
Рязань
Самара
Санкт-Петербург
Саратов
Сахалин
Севастополь
Северный Кавказ
Смоленск
Сыктывкар
Тамбов
Тверь
Томск
Тула
Тюмень
Улан-Удэ
Ульяновск
Уфа
Хабаровск
Челябинск
Чита
Чукотка
Югра
Якутия
Ямал
Ярославль

1. Белый, серебристый вследствие потери окраски (о волосах).

отт. Имеющий белые, серебристые волосы.

2. Имеющий примесь серовато-белой шерсти, серовато-белых перьев.

отт. Имеющий такую окраску (о животных, птицах).

3. перен. разг.

Относящийся к далекому прошлому; давний, древний.

СЕДО́Й - прил., употр. часто

Морфология: се́д, седа́, се́до, седы́; седе́е

1. Седыми называют чьи-либо волосы, если они потеряли естественную яркость, стали белыми.

Седая борода, щетина, грива. | Седые брови, виски. | Седая голова.

2. Седым называют человека с белыми волосами.

Совсем, совершенно седой. | Седой как снег, как лунь. | Седой старик, ветеран, генерал.

3. Если кто-либо дожил до седых волос, то это означает, что этот человек старый, пожилой.

4. Седым называют то, что имеет серый, белёсый оттенок.

Седой мох. | Седой туман. | Седые чайки. | Седой Кавказ. | Крыльцо было седое от мороза.

5. Седым называют то, что воспринимается кем-либо как очень древнее, старое и т. п.

Седая старина, древность.

седа́я, седо́е; сед, седа, се́до.

3. С примесью серовато-белой шерсти, нитки. Седой бобер. Седое сукно.

СЕДО́Й, -ая, -ое; сед, седа, седо.

1. Белый вследствие потери окраски (о волосах); с такими волосами. Седая борода. С. старик. До седых волос дожить (состариться; разг.).

2. перен. Белёсый, тускло-серый. С. туман. Седая пена моря.

3. перен. О времени, эпохе: очень далёкий, давний. Седая старина. Седые времена.

4. С примесью белёсой шерсти, белёсых перьев. С. бобёр. С. орёл.

| сущ. седость, -и, жен. (к 1 и 4 знач.).

СЕДОЙ, мешаной шерсти, с примесью белой, белесоватой. Седой бобер, седая соболья ость; но больше говорят о волосах человека, побелевших, поседевших от старости, болезни, горя. Иной сед в 30 лет. Иной седой стоит кудрявчика. Седая борода да лысая голова дружны. Седой арап странен на вид. Седой ребенок, выжевший из лет старик. Седенькш старичишка.

| по понятию о старости, применяется различно. Седая изморось, седой иней. Седой туман. Седая даль. Седая древность. старина.

| вор. вообще серый. Седая кобыла. Седое сукно. Седой, как лунь (птица - род ястреба), как ковыль, как иней. Сер волк, сед волк, а все ему волчья честь. Ты сер, а я сед! Седина в бороду, а бес в ребро. Дедушка сед, а смерти на него нет. Волосом сед, а совести нет. Седоватый, седой, в меньшей степени. Седоватый старичек, с проседью, с подсединой, с сединкою, новг. седатый, церк. сединавый или седавый, подседый, седоватый. Седость, седоватость, седавость жен. свойство, состояние ·по·прилаг. При седости, да молодецкие шалости! Седина жен. седой волос. Седина в бобре, в соболе дорого ценится. Барин заставлял деньщика у себя седину продергивать, а этот, сдуру, вытеребил седину из бобрового воротника! Седина напала, и счастье пропало (отпало). Седина в бороду - ум в голову. Седина в бороду, а бес в ребро (под ребро). Детинка с сединкой везде пригодится. Ни сединочки нет на нем - весь плешива! Седина женатому почетна, холостому досадлива. Сединка ума дает. Седен муж. седой, поседелый человек, старец. Не у детей, и седни вчесть, рассудительные люди уважают старость; смешивается с пословицей: Не у детей и сидни вчесть, бездетные рады и калеке. Седеть, становиться седым, белеть волосом. Голова моя седеет, поседела немного.

| Утрений туман седеет, вернее седеется, видится издали седым. Не годами, а горями седеют.

| см. сидеть. Седенье, ·сост. по гл. Седун сев. трава белоус, сивец, усник (а не устник), мычка южн. Nardus stricta. Седач, растение, конская грива, Eupatorium cannabinum. Седник, растение Teucrium polim. Седобородый козел. Седобровый ап. Седобурый, седорыжий, чалый. Седовласый, седоволосый старик. -усый гренадер. -головый или -главый старец, воин. -гузая лиса, исчерна-рудожелтая, с седою остью на крестце и по гачам. Седогривый конь.

СЕДО́Й -а́я, -о́е; -сед, -седа́, -се́до.

1. Серовато-белый, белёсый. С-ая борода. С-ые брови. С-ые волосы. С-ая голова. С-ые виски. Доктор уже сед. До седых волос дожить (до старости). С седым бобровым воротником. Дама в седых соболях. С. мох. С. туман. Крыльцо было с-ое от мороза. С-ые чайки.

2. Относящийся к далёкому прошлому; древний. С-ые сказания, легенды. С-ая старина, древность. С-ые времена.

◁ Се́дость, -и; ж. (1 зн.). С. волос. С. меха.

-а́я, -о́е; сед, седа́, се́до.

1. Белый, потерявший свою окраску (о волосах).

Седая борода. Седые брови.

Густые седые волосы в беспорядке вздымались над сухим и сморщенным его лицом. Тургенев, Певцы.

С белыми, потерявшими свою окраску волосами.

Седая голова. Седые виски.

[Доктор] уже сед и выглядит стариком. Чехов, Враги.

2. С вкраплением белых ворсинок (о мехе).

[Мичулин] ходит по Невскому --- в бекеше с седым бобровым воротником. Салтыков-Щедрин, Запутанное дело.

Вера Юрьевна была в седых соболях. А. Н. Толстой, Эмигранты.

3. Серовато-белый, белесый.

Седой мох. Седой туман.

Все крыльцо было седое от мороза. Бунин, Последнее свидание.

Относящийся к далекому прошлому; древний.

Седая старина. Седая древность.

К чему бесцельно охранять Свои былые вдохновенья? Уже на всем - годов печать, Седых времен прикосновенье. Блок, К чему…

седо́й; кратк. форма сед, седа́, се́до, се́ды́

седо́й, сед, седа́, се́до, се́ды; сравн. ст. седе́е

с́е́ды и́ седы́

Но, друг, послушай: не беда

Неверной младости утрата.

Конечно, я теперь седа́,

Немножко, может быть, горбата.

А. С. Пушкин, Руслан и Людмила

А за окошком в юном инее

лежат поля из алюминия.

По ним - черны, по ним - седы́,

до железнодорожной линии

протянутся мои следы.

А. А. Вознесенский, Осень

седо́й, кратк. ф. сед, седа́ (неправильно се́да), се́до, се́ды и седы́; сравн. ст. седе́е.

седо́й, седа́я, седо́е, седы́е, седо́го, седы́х, седо́му, седы́м, седу́ю, седо́ю, седы́ми, седо́м, се́д, седа́, се́до, се́ды, седе́е, поседе́е, седе́й, поседе́й

Читайте также: